И все же призрак опасности был здесь, незримо присутствовал, таился за каждым углом, омрачая праздник, обводя золотистый сверкающий мир траурной рамкой.
– Его там не было, – сказал Нилс. Голос его слегка дрожал от разочарования. Он швырнул плащ на ближайший стул и направился к столу в дальнем углу комнаты, на котором заманчиво поблескивали графины с различными горячительными напитками.
Шедоу, лежавший на кушетке, вытянув ноги к огню, приподнял голову.
– Говоришь, ни следа?
– Ни следа. – Нилс налил обоим бренди. Пить в одиночестве ему не хотелось.
– Ангел, может, вообще не существует. Или не имеет никакого отношения к акоранцам. А может, он сейчас в Акоре, и нам вообще к нему путь закрыт.
Шедоу встал и подошел к брату. Взял бокал из его рук.
– Еще не время. Он появится.
Опрокинув содержимое бокала в рот, Нилс сказал:
– Хорошо бы. Все оказалось много сложнее, чем я думал.
Шедоу усмехнулся.
– Все ясно. Ищите женщину. О, простите, принцессу.
Нилс послал брату взгляд, которым можно было и убить.
– Она не имеет к этому никакого отношения.
Шедоу трудно было смутить.
– Неужели? Тогда ты, верно, не стал бы задерживаться на этом грандиозном мероприятии, перекинулся с ней от силы парой слов и, конечно, не тратил бы силы на танцы с ней.
– Мы танцевали... – Нилс отвернулся, и улыбка, непрошеная и неожиданная, заиграла на его губах.
– О черт! Я-то шутил, но ты не шутишь! А это уже плохо.
– Мы танцевали, и только. – Человек по прозвищу Волк был честен. – Несколько танцев, – выдавил он, но тут же добавил, словно защищаясь: – Она всего лишь женщина.
– Я ее видел.
– Она некрасивая.
– А что значит красивая? Расфуфыренная фифочка с золотыми кудряшками и губками бантиком? Такие женщины тебе никогда не нравились. Тебе всегда нравились с изюминкой, и мы оба это знаем.
Нилс налил себе еще бренди и махом осушил бокал. Ему обожгло внутренности, словно огнем.
– Она – принцесса, Шедоу. Ее всю жизнь опекали, пестовали. Ты это знаешь не хуже меня. Как ты думаешь, как долго я смогу выносить такую женщину?
– Лет семьдесят. Восемьдесят – самое большее.
– Я серьезно!
– И я серьезно. Так что я дал бы миллион за то, чтобы она не была акоранкой!
Но она была акоранкой, и мрачная правда не давала Нилсу уснуть, несмотря на то, что тело его требовало отдыха. Он лежал на спине и прислушивался к скрипу колес и перестуку копыт на улице. Час от часу скрипа и стука становилось все больше. Город просыпался для нового дня. Голоса кухарки и торговки рыбой, болтающих у двери черного хода, доносились и сюда. Пришла прачка – ее он узнал по заливистому смеху. Два грузчика едва не дошли до рукопашной на радость толпе.
Город, который многие называли столицей мира, к большой досаде парижан, уже жил вовсю, когда Нилс понял, что не уснет, и встал с постели.
Существовали и иные способы найти человека в Лондоне, помимо розысков в кругу акоранцев. Острый слух и зоркий глаз всегда в цене. Нужно только отдать эту цену нужному человеку. Нилс обдумывал новый план, когда в дверь постучал Шедоу.
– Хорошо, что ты на ногах. Я не решался тебя будить, но...
– Сон что упрямый осел. То его не дозовешься, то сам спешит, когда его не просят. Что у тебя? – Нилс стер пену со щеки и кивнул на письмо, что держал в руках Шедоу.
– Записка от Бенджамина Шеренски. Он узнал о том, что ты в Лондоне, приветствует тебя и просит чести нанести ему визит.
– В самом деле? Удивлен, что он так долго прождал.
– Насколько я знаю, его не было в стране.
– Значит, что-то приобретал. Хотелось бы знать, что он раздобыл интересного.
– Раздобыл он что-то или нет, тебе надо ехать.
– Это верно, – согласился Нилс, глядя в зеркало. Он закалывал застежку воротника. – Шеренски – один из самых знаменитых продавцов древнего оружия в Англии. Самые лучшие образцы из моей коллекции куплены у него.
Шедоу кивнул.
– Было бы странно, если бы ты не нашел времени заглянуть к нему.
Дабы усыпить бдительность тех, кто подозревал о том, что его приезд в Англию связан отнюдь не с его невинным хобби, Нилс отправился по указанному в письме адресу. Бенджамин Шеренски жил неподалеку от Реджент-парка, и дом его служил ему также и офисом. Этот район разрастался так быстро, что картографы не успевали за строителями. Нилсу район нравился – ровные улицы с домами в колониальном стиле, вполне приятные для глаза, несмотря на некоторое однообразие архитектуры.
Бенджамин Шеренски, русский по происхождению, был, как и его соотечественники, не склонен к церемониям. Он сам открыл Нилсу дверь и просиял улыбкой, обрадовавшись американцу как старому другу.
– Заходи, заходи. Не думал, что ты так быстро откликнешься на приглашение, но нюх, смею сказать, тебя не подвел.
Продолжая приговаривать, Шеренски повел гостя в комнаты, поглаживая салфетку, что была засунута за воротник.
– Я сейчас как раз ем борщ. Составь мне компанию.
Стол был накрыт в небольшой, но очень светлой и уютной комнате, и прислуживала им хорошенькая приветливая девушка. Борщ темно-красного, почти бордового цвета источал аромат. Нилс кивнул, когда ему предложили добавить в борщ сметаны, которая оттеняла как цвет, так и вкус блюда, в которое к тому же был добавлен мелко порубленный чеснок.
Какое-то время мужчины ели молча. Нилс закончил есть первым и искренне признался, что давно уже не получал такого удовольствия от еды.
Шеренски в ответ лишь усмехнулся. Он был мужчиной крепким, плотным, но не толстым, с темными волосами и гладкими упитанными щеками. На первый взгляд он мог показаться человеком мягким и слабохарактерным, но думать так было большим заблуждением.
– Учитывая то, что борщом ты мог лакомиться только у меня, знатоком в этом вопросе тебя назвать нельзя. Кухарка моя выписана из самого Санкт-Петербурга. Денег плачу ей немерено, но есть за что.
Нилс грел руки о стакан горячего чая с лимоном.
– Сколько лет назад мы виделись в последний раз? Два года или три?
– Три, – ответил Шеренски. – В Вашингтоне. Ты купил у меня венецианский меч.
– Отличная вещь.
– Это так. Они знали толк в стали, эти венецианцы. – Русский оторвал взгляд от борща и усмехнулся. – Но на этот раз у меня есть для тебя кое-что получше. Гораздо лучше.
Нилс старался не проявлять чрезмерного интереса, но Шеренски был хорошим психологом, и провести его мог далеко не каждый. Хозяин встал из-за стола.
