Когда дети закончили петь, Ваи и Китти, Тупеху и Хануи, равно как и полдюжины пожилых мужчин и женщин, вошли в самый большой из пестро украшенных домов. Ами куда-то подевалась, а Хануи, идущий рядом с Китти, шепотом пояснил, что здесь всегда проходят советы старейшин. В душном помещении царила невероятная жара. Откуда-то проникал тусклый свет, но его было достаточно, чтобы разглядеть разложенный на земляном полу ковер с вытканными на нем замысловатыми узорами.
Перед ковром, скрестив ноги и опустив голову, сидел пожилой мужчина, которого Китти прежде не видела. Он казался погруженным в размышления или даже в транс.
— Кто это? — шепотом спросила Китти у Ваи.
— Тогунга.
— Это будет делать… он?
Ваи кивнула.
Хануи жестом попросил Китти сесть, и та с трудом устроилась на твердом, притоптанном земляном полу. Ваи же отвели на ковер. Она легла на спину и раскинула руки, неотрывно глядя на покрытые узорами стропила, подпирающие крышу.
Взглянув на Хануи, Тупеху что-то спросил на родном наречии.
Хануи указал на мешок, который оставил на крыльце. В нем лежало несколько птиц, чье мясо считалось в этих краях деликатесом, рыба, угри, полдюжины крыс, корень папоротника и листья пикопико[8]. Все это было собрано и поймано сегодня утром и принесено к месту сбора маори в качестве платы человеку, наносящему татуировку. Тупеху кивнул.
Мужчина, сидящий перед ковром, начал читать молитвы, которым, как показалось Китти, не было конца и края. Глаза Китти привыкли к темноте, но жара становилась все более удушающей. Она начала клевать носом и вынуждена была ущипнуть себя за руку, чтобы не уснуть.
Наконец тогунга закончил читать молитвы и вытянул вперед руки. Сцепив пальцы в замок, он вывернул их так, что суставы издали зловещий хруст. После этого он зажег лампы, стоявшие по обе стороны от головы Ваи, и, порывшись в лежавшем перед ним мешочке, достал инструмент с узкой рукоятью и заостренным концом.
Китти крепко зажмурила глаза. Она прекрасно понимала, что произойдет дальше, и не хотела становиться свидетельницей кровавого зрелища. Но ничего не случилось, и Китти, открыв глаза, увидела, что тогунга всего-навсего наносит на подбородок Ваи узор. Тупеху взирал на Китти с презрением. Старейшины тоже перешептывались, но замолчали, когда Китти взглянула в их сторону.
Закончив рисовать и удовлетворенно кивнув, тогунга достал из мешка деревянный молоточек и небольшой костяной резец с лезвием в четверть дюйма шириной. Не поворачивая головы, Ваи взяла Китти за руку.
Тогунга приставил лезвие к безупречно гладкой коже под нижней губой Ваи, поднял молоток и ударил коротко, но сильно. Раздался сочный хруст.
Китти почувствовала, как ногти Ваи впились в ее руку, а к горлу подкатила дурнота. Выступившая на подбородке Ваи кровь тонкой струйкой потекла по ее шее. С каждым ударом молоточка Китти чувствовала, что приступы тошноты становятся все нестерпимее. После шести или семи ударов, не в силах больше сдерживаться, Китти вырвала руку из пальцев Ваи, поднялась на ноги и, пошатываясь, направилась к выходу.
Яркое солнце ослепило девушку. Крепко зажав рукой рот и спотыкаясь на каждом шагу, она отошла как можно дальше от дома, а потом согнулась, зажав подол между колен, чтобы не забрызгать. Китти вырвало.
Резко выпрямившись, она сплюнула, сорвала пучок травы и отерла рот. После этого снова наклонилась и, обхватив руками дрожащие колени, набрала полную грудь воздуха, чтобы унять сердцебиение и пульсацию в ушах.
На траву упала тень, и кто-то произнес:
— Ну и ну…
Резко вскочив от неожиданности, Китти случайно ударила говорящего затылком в лицо.
— Иисус всемогущий! — вскрикнул Райан Фаррел, отступая назад и держась рукой за нос, на который пришлась вся сила удара.
— О, простите, пожалуйста, — пробормотала Китти, которую раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, раскаяние, что она ненамеренно причинила капитану боль, а с другой стороны, досада — ведь он стал свидетелем ее дурноты.
Вынув из кармана платок, Райан приложил его к носу, ожидая увидеть на нем кровь, однако платок остался чист.
— Что вы здесь делаете? И почему вас стошнило?
— Ваи наносят моко.
— Да, я слышал об этом, хотя и не знал, что она живет у вас в доме в качестве помощницы, — сказала Райан, возвращая платок в карман.
Китти кивнула:
— Я должна была держать ее за руку. Но при виде подобного зрелища меня просто вывернуло наизнанку.
Внезапно Райан посерьезнел:
— Что?
— Меня вывернуло наизнанку. В полном смысле этого слова.
— Нет, вы сказали, что должны были держать руку Ваи.
— Да, она попросила меня посидеть рядом с ней.
Лицо мужчины помрачнело, и он рявкнул:
— В таком случае возвращайтесь! Сейчас же!
— Простите?
— Возвращайтесь и возьмите Ваи за руку. Ради всего святого! Если вы этого не сделаете, последствия будут ужасны.
Китти почувствовала, как в ее груди закипает гнев. Однако слова капитана Фаррела озадачили ее.
— Господи, да что такое вы говорите?
— Неужели вы не понимаете, что вам оказали огромную честь, позвав на церемонию моко? Вам, белой женщине? — потребовал ответа Райан.
Схватив ее за руку, он поволок ее назад ко входу в дом.
— Вы вернетесь туда, мисс Карлайл, даже если это будет стоить вам жизни.
Китти попыталась высвободить руку, но не смогла.
— Отпустите меня, — взвизгнула она.
— Нет.
— Я сказала, отпустите!
— Прошу вас, ступайте назад, — спокойно произнес капитан, хотя Китти видела, что его серые глаза все еще прищурены от гнева. — Если вы не вернетесь, они сочтут это ужасным оскорблением.
Китти пригладила рукав платья. Значит, беспечная сытая жизнь?
— Хорошо, — в тон Райану ответила Китти. — Благодарю за помощь, капитан.
Кивнув, Райан невозмутимо добавил:
— И снимите ботинки. Вы их испачкали.
Сняв ботинки, Китти развернулась на пятках и вернулась в дом.
Никто не обратил внимания на вернувшуюся Китти, лишь Ваи тут же вцепилась в ее руку. Тогунга уже закончил один разрез. Он напоминал по форме рыболовный крючок, спускаясь от нижней губы Ваи к подбородку, закругляясь внизу и вновь возвращаясь наверх. Заканчивалась линия неким подобием зубца. Теперь тогунга вооружился другим инструментом с зазубренным концом. Он снова пользовался молоточком, только теперь для того, чтобы заполнить кровоточащий разрез на коже девушки растертым до состояния порошка древесным углем. Зрелище по-прежнему вызывало у Китти приступы тошноты, но она надеялась на то, что теперь, когда желудок пуст, ее больше не вырвет.
