Еще будучи в Вене, Ноуэл не раз удивлялся, что человек с такой элегантной внешностью, как лорд Питер, может обладать столь проницательным умом.
— Именно так. Если анонимность сможет помочь мне выследить этого неуловимого Святого… — Он замолчал, не зная, осведомлен ли лорд Питер об участии в этом деле его брата.
Но если даже лорд и знал об этом, то не подал виду.
— Разумеется. Общество не узнает правду ни от меня, ни от них. Ведь так, Гарри? Маркус? Мужчины кивнули.
— Должен сказать, что я тебя понимаю, — заметил Гарри, протянув за бокалом вина свою единственную руку — левую руку он потерял на последней войне. — Насколько я знаю, от этих титулов одни неприятности. Даже от «титулов учтивости»[3]. — Он с улыбкой взглянул в сторону лорда Маркуса. — Иногда из-за этого совершают дурацкие поступки, например, вступают в брак.
— Титул не имеет никакого отношения… — начал было Маркус, но замолчал и лишь покачал головой, поняв, что Гарри над ним подшучивает. — В таком случае Питеру надо быть осторожнее.
Лорд Питер пожал плечами:
— Я был бы не прочь, если бы попалась подходящая леди. Послушай, Гарри, если джентльмен может улучшить свое положение с помощью брака…
Гарри Тэтчер фыркнул и ответил чрезвычайно грубо, но внимание Ноуэла было вновь отвлечено мисс Риверстоун, вокруг которой теперь увивалось сразу несколько кавалеров.
Пропади все пропадом!
— Извините, — пробормотал он препирающейся между собой троице и покинул их, не дожидаясь ответа. Такую наивную девушку, как мисс Риверстоун, надо оградить от общения с сомнительными типами, как мистер Галлоуэй, известный охотник за богатыми невестами, или лорд Фернуорт, бездельник и прожигатель жизни. Оба сейчас увивались вокруг Ровены.
— Рад встрече, мисс Риверстоун, — приветствовал ее Пакстон с подчеркнутой сдержанностью, что заставило окружающих ее поклонников повернуться. — Могу ли я надеяться сыграть с вами позднее еще одну партию в шахматы?
Галлоуэй, вытаращив глаза, с любопытством взглянул на мисс Риверстоун, а Фернуорт даже отступил от нее на шаг. Ноуэл немедленно воспользовался этим, чтобы подойти поближе.
— Здесь едва ли подходящая для этого обстановка, мистер Пакстон, — ответила девушка, как-то странно взглянув на него.
Ровена всем своим существом ощущала медленное приближение мистера Пакстона, но теперь, когда он наконец был рядом, почувствовала скорее раздражение, чем радость. Если не считать того первого удивленного взгляда, он, кажется, даже не заметил коренных изменений, происшедших в ее внешнем виде, — ей, конечно, совсем не хотелось услышать его комплименты, но все же…
— Значит, вы играете в шахматы, мисс Риверстоун? — спросил мистер Галлоуэй. — Я бы тоже с удовольствием сыграл партию.
Ровена насмешливо взглянула на этого обворожительного джентльмена с рыжей шевелюрой. Зайдя вчера к Перл, он совершенно не обратил на нее внимания, а теперь вот расточал комплименты.
Пять минут разговора лишь подтвердили сложившееся у нее мнение о нем, как о пустом бездельнике, хотя Галлоуэй все-таки был, видимо, умнее, чем лорд Фернуорт.
— Разумеется, сэр, если представится удобный случай.
Мистер Пакстон имел наглость громко фыркнуть:
— Думаю, я с удовольствием понаблюдал бы за этой партией. Не попросить ли леди Хардвик приказать принести доску и найти где-нибудь подходящий уголок?
— Сейчас? — спросила удивленная Ровена. Конечно, было бы соблазнительно сменить это чуждое окружение на более знакомое…
— Не валяйте дурака, Пакстон! — воскликнул лорд Фернуорт. — Играть в шахматы на балу? И не склоняйте мисс Риверстоун к столь тоскливому времяпрепровождению, когда предлагается масса возможностей повеселиться.
Леди Маркус кивнула:
— Боюсь, что он прав, мистер Пакстон. Тем более что сегодня мисс Риверстоун появилась в светском обществе впервые. Нельзя лишать ее удовольствия в полной мере насладиться своим триумфом.
Ровена с трудом подавила вздох. Конечно, они правы. Как бы она ни любила шахматы, но, следует признать, что восхищение со стороны красивых джентльменов было для нее весьма приятной новинкой.
— По правде говоря, леди Хардвик строго приказала мне познакомиться нынче вечером с максимально большим количеством людей, — сказала она. — За всю ее доброту я просто обязана подчиниться этому приказанию.
— Конечно, я пошутил, — сказал, улыбнувшись, мистер Пакстон. Улыбка показалась ей довольно натянутой. — Кажется, леди Хардвик говорила что-то о завтрашней игре в карты. Это, пожалуй, будет более подходящее развлечение.
Неужели этот человек твердо решил доказать, что ее позавчерашняя победа была чистой случайностью? Непохоже, что он просто хотел бы провести с ней время, потому что, суда по всему, даже не обратил внимания на то, как она выглядит. Его безразличие задело Ровену больше, чем хотелось бы признать, поэтому она с улыбкой обратилась к мистеру Галлоуэю:
— Вы завтра будете здесь, сэр?
Он галантно поклонился:
— Я ни за что на свете не упустил бы возможности провести еще один вечер в вашей компании, мисс Риверстоун.
Лорд Фернуорт фыркнул:
— Он хочет сказать, что не упустит случая сыграть в карты. Я бы удивился, если бы вам удалось отвлечь его от игры в «очко».
— Стало быть, готовься к потрясению, — заявил Галлоуэй, подмигнув Ровене. Смутившись, она промолчала.
— Сам я предпочитаю карты, — сказал лорд Фернуорт. — В шахматах я не особенно силен.
Мистер Пакстон с пониманием взглянул на Ровену:
— Уверен, что мисс Риверстоун соблаговолит сыграть с вами обоими разок-другой в вист.
Насколько поняла Ровена, в этой карточной игре требовалось мыслить, поэтому она преуспела в ней больше, чем в других играх. Мистер Пакстон, как видно, очень не любил этих двух джентльменов, если так сильно хотел, чтобы она их в чем-нибудь победила.
— Пожалуй, я попробую попытать счастья в «очко», — сказала вдруг она, с вызовом взглянув на Ноуэла. Нет, не желает она быть орудием в руках мужчин.
При игре в «очко» надо было больше полагаться на «везение», чем в висте, а Перл предупредила подругу, что большинство джентльменов ретируются, как только заметят, что леди умнее их. Если она хочет добиться успеха в обществе, ей придется скрывать свои способности — по крайней мере до тех пор, пока ее положение не укрепится.
— Смею ли я надеяться, что у вас остались незанятыми еще один-два танца? — спросил вдруг мистер Пакстон, послушно меняя тему разговора.
Она снова занервничала:
— Мистер Галлоуэй просил оставить за ним первый танец, а потом я свободна.
