– Майра, ты можешь себе позволить быть идеалисткой, а я нет. Я солдат, как и твой отец, и первый мой долг – служить своей стране. Я не имею права решать, кто прав, кто виноват. Я подчиняюсь приказам и не позволяю себе осуждать вышестоящих. Ты ведь всю жизнь прожила среди солдат и должна понять и не осуждать мою позицию.
– Да, знаю. – Она тяжело опустилась на пуфик. – Мой отец тысячу раз повторял это моей матери.
– Ты приняла меня в качестве мужа до конца нашей жизни.
Теперь его рука пропутешествовала между ее бедрами и прогулялась по гнездышку пушистых шелковистых волос на лонном бугорке.
Майра вздрогнула и затрепетала от наслаждения и… капитулировала полностью. Она резко повернулась и протянула к нему руки.
– О, Брэд, я люблю тебя. Я знаю, что я глупая мечтательница. Это несовершенный мир, и все мы несовершенны.
– Один мудрец сказал: «Мы любим людей не за их добродетели, а за их недостатки».
Он заставил ее подняться на ноги, притянул к себе. И так, обвивая друг друга руками за талию, они двинулись к постели, и Майра сняла ночную рубашку.
Он смотрел на нее с восторгом и вожделением.
– Твое тело настолько близко к совершенству, насколько это возможно.
Ласки Майры и Брэда никогда не были слишком долгими – их плоть требовала быстрого и полного удовлетворения.
Среди ночи Майра внезапно проснулась: ее будто подбросило в постели с силой, источник которой она не могла определить. Проблеск света во мраке ее еще сонного разума был столь же мгновенным, как светлячок, промелькнувший в ночи. Имело ли это беспокойство отношение к ее размолвке с Брэдом, происшедшей раньше? Нет, это было чем-то побочным, не главной причиной ее беспокойства. Подрывало ли то, что она сказала Брэду, ее уважение к нему?
Важнее всего было осознание того, пришедшее к ней после ссоры с Брэдом, что в нем оказались черты, неизвестные ей. Вы можете любить человека и жить с ним всю жизнь, и все же некоторые его черты, некоторые грани его характера и склад ума могут приоткрыться внезапно и мгновенно, как при вспышке молнии. Это открытие оставило Майру в состоянии тревоги и неуверенности. Ей показалось, что она отрезана от внутреннего мира Брэда. Затем, покоряясь той же логике, она подумала о себе, о том, что, хоть и не без сомнений и колебаний, она все же утаила кое-что от Брэда. Например, свой страстный роман с Бобом Томасом. И призналась себе, что Брэд никогда не узнает об этом лелеемом ею воспоминании, что она никогда не откроет ему эту частицу своей души.
Ожившее воспоминание об этом счастливом дне, проведенном с Бобом на кукурузном поле, вызвало в ней такой прилив чувств, что горло ее сжало, будто там образовался ком. Она долго лежала, глядя в потолок, печальная и опустошенная, пока наконец милосердный сон не снизошел на нее.
За день до того, как Майра и Брэд собрались сесть на поезд, чтобы вернуться в Техас, специальный армейский курьер доставил капитану Брэду Тэйлору приглашение явиться к министру обороны Стэнтону.
«Уважаемый капитан Тэйлор!
Я устраиваю неофициальный завтрак у себя на квартире, отведенной мне государством в соответствии с моим рангом. Мне было бы приятно, если бы вы сочли возможным присоединиться к нам сегодня в полдень.
С уважением Эдвин Макмастерс Стэнтон,
министр обороны Соединенных Штатов».
– Бог мой! – воскликнул Брэд. – Уже почти одиннадцать! Мне надо поспешить.
– Значит, ты собираешься принять приглашение? – спросила Майра.
– Конечно, собираюсь. Это не обычное приглашение на завтрак. Это больше похоже на распоряжение.
– Знаю. И это-то мне как раз не нравится. Зачем ты ему понадобился?
Брэд схватил ее на руки и закружился с ней по комнате.
– Что бы это ни было, ручаюсь, что это скажется на нашей жизни благоприятно.
– Интересно знать…
Без всякой основательной причины Майру охватило тягостное чувство.
За десять минут до назначенного времени Брэд явился в апартаменты министра обороны. Адъютант министра Стэнтона проводил Брэда по длинному коридору, и он оказался в личной столовой министра, где Стэнтон восседал во главе овального банкетного стола, рассчитанного на шестнадцать персон. Он был один и читал газету, отхлебывая мелкими глотками вино из хрустального бокала и не расставаясь в то же время со своей неизменной сигарой.
Когда Брэд вошел, Стэнтон поднялся с места и протянул ему руку:
– Мне приятно, что вы столь обязательны. Пожалуйста, присаживайтесь.
Стэнтон обратился к адъютанту:
– Позаботьтесь прислать воды, Хоукинз. Что будете пить, капитан?
– Бурбон с водой, если можно. У нас в Техасе этот напиток встретишь нечасто.
– Полагаю, вы правы. Но, может быть, это положение можно поправить.
Брэд занял место за столом слева от министра и оглядел пустой стол.
– Похоже, я пришел слишком рано.
– Нет, как раз вовремя.
– А как же остальные гости?
Стэнтон положил руки на стол и со смехом откинулся на спинку стула.
– Я ведь сделал оговорку в своем приглашении относительно интимности нашего завтрака. Поймите, я хочу пояснить, что мы двое только и будем завтракать.
– Сэр? Я не понимаю.
– Это мой донкихотский способ избежать намека на то, что это приглашение равноценно начальственному распоряжению или приказу.
Брэд попытался подавить улыбку.
«Распоряжение», – кажется, так он и сказал об этом приглашении Майре.
– Я должен признаться, что вы до крайности возбудили мое любопытство, господин министр.
– Ну, я не буду вас томить неведением. Минутку, вот лакей.
Красивый негр в белой куртке и черных брюках принес напиток Брэда и исчез.
Стэнтон заново раскурил свою сигару и откашлялся.
– Карл Коллинз восторженно отзывается о вас, мой мальчик, и сразу почувствовал к вам расположение, как только увидел вас. – Он хмыкнул. – Смешно сказать! Ведь я военный человек и тщательно изучил ваш послужной список. Поэтому считаю, что вы заслужили наивысшую оценку своей деятельности. Да, сэр, все командиры, включая Кастера и Шеридана, дают вам самые лестные характеристики. И более того, у меня возникло убеждение, что вы цельный человек и вам можно полностью доверять, в том числе самую секретную информацию.
Он отодвинул свой стул от стола и скрестил ноги, в упор глядя на Брэда. Его проницательные черные глаза отмечали смену чувств на лице капитана, не упуская ничего.
– Скажите мне, Брэд, вы не возражаете, если я буду называть вас Брэдом? Что бы вы ответили, если бы я сказал, что вам не надо возвращаться в Техас?
– Сэр?
– Мой главный помощник в военных делах вынужден выйти в отставку из-за болезни жены. Кажется, у нее чахотка. Ее увозят на Запад. И теперь я не думаю, что смогу найти более подходящего человека, чем вы. Вы примете этот пост?
