Словно прочтя ее мысли, он предостерег ее:
– Но больше меня не бей.
– А ты больше не нарушай обещаний. – Когда Лахлан недоуменно нахмурился, она напомнила: – Ты поклялся, что не притронешься ко мне. Асам… сам целовал мою грудь.
– Я поклялся, что не стану тебя трогать, если ты сама этого не захочешь.
Он провел ладонью по ее талии – и Эмме пришлось бороться с желанием податься навстречу его прикосновению, как это делают кошки.
– Скажи мне прямо сейчас, что тебе этого не хочется!
Она отвела взгляд, недовольная тем, насколько привлекательным он ей казался, – тем, что она чуть не взвыла, когда тепло его руки исчезло с ее груди. А то ощущение, которое она испытывала, когда его жаркие губы охватывали ее сосок… Она чувствовала прикосновение его возбужденной плоти, толкавшейся в нее, заставлявшей ее интимные уголки наполняться влагой, чтобы ее принять.
– Обещаю: в будущем не захочется.
Губы Лахлана изогнулись в озорной усмешке – и при виде нее у Эммы перехватило дыхание.
– Тогда в следующий раз тебе достаточно просто выдернуть свои клычки из моей руки на то недолгое время, которое нужно, чтобы сказать мне «нет». На одно только короткое слово.
Она поправила сорочку, ощущая сильнейшее желание снова его ударить. Этот подонок прекрасно знал, что сегодня ей было бы также трудно вынуть из него свои клыки, как и перестать дышать.
– Ты считаешь, что я снова буду пить твою кровь? Чувственно улыбнувшись, он пророкотал:
– Я вынужден буду настаивать.
Эмма отвернулась. Только сейчас она до конца осознала полное значение своего поступка. Она все-таки выпила живую кровь! Она официально стала пиявкой. И когда она пила из него, она словно вернулась домой – в ней словно что-то встало на место. Она опасалась, что больше не сможет вернуться к холодным пластиковым упаковкам. Что за поганую кровь она пила до этого дня?
– Почему ты никогда раньше не пила чужую кровь? Потому что это было запрещено. И все-таки она сделала именно то, чего так опасались тетки…
И его кровь оказалась наркотиком, на который она легко сможет подсесть. У нее может развиться пагубная потребность в нем. Он сможет обрести над ней власть.
Нет! Если Лахлан попытается снова соблазнить ее на то, чтобы пить его кровь, она не будет оголодавшей – и будет лучше владеть собой, чтобы не дать воли своим желаниям.
Теоретически.
– Слезь с меня, ты, животное!
Он не послушался – и Эмма снова подняла руку, но Лахлан схватил ее за запястье.
– Больше не бей меня, Эммалайн. Ставшие парой никогда не бьют друг друга.
– Что ты имеешь в виду под «ставшими парой»? – настороженно спросила она. Опасения, которые она старалась игнорировать, снова вернулись, так что в ее голосе появился острый страх. – Ты имеешь в виду – мы напарники?
Эмме показалось, что он решает, надо ли ей что-то рассказать – и в ее голове зазвучал сигнал тревоги.
– Ты не имел в виду пару в смысле супружества оборотней?
Такая мысль ненадолго у нее возникла, но она без труда от нее отмахнулась. Потому что это было бы просто нелепо.
– И что в этом плохого?
– Но ты же не хочешь сказать… Ты ведь намеревался со мной расстаться?
– А если я передумал?
– О Боже!
Эмма стала так отчаянно вырываться, что Лахлану пришлось ее отпустить.
– А что, было бы так ужасно остаться со мной? Эмме показалось, что его небрежность и спокойствие напускные.
– Конечно, да! Мы… разные, ты все время меня запугиваешь, тебе совершенно нет дела до того, что я чувствую, ты не держишь слова…
– Ну, не надо скрывать своих чувств! – прервал ее Лахлан. В ответ на ее возмущенный взгляд он ухмыльнулся: – Мне приятно, что ты явно много над этим думала. Рассматривала вопрос всесторонне.
Эмма в бессильной досаде сжала кулаки.
– Тогда скажи, что я тебе не подруга.
– Конечно, нет. Ты ведь вампир, забыла? Подумай хоть немного! Мой клан разорвет тебя на куски при первой же встрече.
Эмма склонила голову набок и пристально всмотрелась в его лицо, пытаясь определить, где правда.
– Безусловно, с твоими новыми формами, – Лахлан скользнул взглядом по ее фигуре и покачал головой, как это делают мужчины, признаваясь, что попали, – я был бы не против оставить тебя при себе в качестве любовницы, но не в такой серьезной роли, как моя подруга.
Почему эти слова ранили ее?
– Ты не лжешь?
– Успокойся. Я тебя хочу, но не для этого. – Лахлан встал. – А теперь если тебе не хочется завершить этот вечер должным образом, в постели со мной, то тебе надо одеться.
Эмма возмущенно фыркнула и пошла в ванную. Заперев за собой дверь, она застыла на месте, прижимаясь к двери спиной. Ее тело дрожало – действие его крови все еще не закончилось.
Когда она включила душ и проверила температуру, нежно щекочущее прикосновение воды к ее ладони оказалось просто потрясающим. Встать под струи обнаженной было еще лучше – казалось, она ощущает каждую капельку, стекающую по телу. Расчесывать влажные волосы пальцами было чудесно. Эмма почувствовала, что у нее снова есть силы.
Похоже, кровь Лахлана оказалась сильнее самых действенных стимуляторов и тонизирующих средств. Ей следовало бы страдать из-за нарушенного запрета и бояться будущего, а в ней не было ни раскаяния, ни страха. Она попыталась убедить себя, что это ощущение бодрости и энергии объясняется фармакологическими свойствами его крови, а не непривычным чувством контакта, которым она наслаждалась, пока пила его кровь.
После душа Эмма вытерлась, пообещав себе, что оставит в книге отзывов благодарность за невероятную мягкость гостиничных полотенец. Когда она завернулась в одно из них, ткань прошлась по ее соскам. Эмма задрожала и покраснела, вспомнив, какими горячими были прикасавшиеся к ее груди губы.
Энергично тряхнув головой, чтобы прогнать это воспоминание, она подошла к зеркалу и вытерла запотевшее стекло.
«Я тебя хочу, но не для этого», – сказал Лахлан. Разглядывая свое отражение, Эмма попыталась понять, почему он мог ее захотеть. Она не могла представить себе, какой он ее видит.
Ей казалось, что она может… может быть хорошенькой теперь, когда к ней вернулся нормальный цвет кожи и восстановились те формы, которые у нее были изначально, – как он столь невежливо указал. Но все ведь относительно, верно? Она может считаться хорошенькой, пока не окажется рядом с любой другой женщиной из их семьи. Они все настоящие красавицы, соблазнительницы. По сравнению с ними Эмма… просто хорошенькая.
Но их здесь нет, а если Лахлан счел ее привлекательной, когда на ней была консервативная одежда, а волосы убраны в косы, то что он подумает, когда она оденется так, как привыкла одеваться?
