Он всю жизнь приобретал дорогие украшения, чтобы одарить ими свою подругу, – хоть и не думал, что она окажется такой.
Ведя машину по ровной дороге, Лахлан был настроен оптимистически впервые после того, как попал в плен – примерно пятнадцать десятилетий назад. Что бы ни происходило в прошлом, ему удалось вырваться на свободу – и теперь он снова мог восстановить свою жизнь. С Эммалайн, которая вопреки его представлениям оказалась отнюдь не убийцей. Которая была совершенно не такой, как множество вампиров, встреченных им на протяжении его долгой жизни.
Она была уникальной и совершенно не походила на всех тех женщин, с которыми он встречался.
Он не мог решить, на кого она больше похожа внешне – на фею или на сирену. Ее запястья, изящные кисти рук и ключицы казались хрупкими, стройная колонна шеи была невероятно нежной. Ее лицо было волшебно прелестным. А в остальном, особенно теперь, когда Эмма утолила голод, она была очень женственной – с пышной чувствительной грудью и округлыми бедрами.
А при виде ее ягодиц Лахлану оставалось только тихо шипеть: «Спасите!»
Он посмотрел на свою руку и расплылся в довольной улыбке при виде слабых следов от ее клыков. Ему трудно было поверить в то, насколько остро он отреагировал на ее укус. Зная свои убеждения и понимая, насколько ненормальным это сочтут другие, он сказал себе, что, по-видимому, должен считать себя извращенцем, раз он так этим наслаждался.
Казалось, Эмма открыла ему новый источник плотских наслаждений, о существовании которого он прежде даже не подозревал.
Хотя он должен был бы стыдиться и прятать след ее укуса, он обнаружил, что смотрит на него с удовольствием, потому что он служит ему напоминанием о новом тайном наслаждении – и о том, что Эмма никогда раньше не пила кровь у кого бы то ни было. Только он получил от нее этот темный поцелуй!
Лахлан задумался о том, кто мог приучить ее не кусаться. Ее родственники? Неужели они действительно воздерживающиеся, отличные от остальных вампиров, – и вынуждены жить в Луизиане, отделившись от Орды? Он не надеялся получить ответ. Эмма оказалась невероятно скрытной – и после тех неприятностей, которые вызвали его прямые вопросы в ресторане, он решил повременить с выяснением истины.
Но он стал для нее первым и останется единственным, и это вызывало у него чувство гордости. Он уже воображал себе, как она в следующий раз станет пить его кровь. Он добьется, чтобы она пила у него из шеи, чтобы у него обе руки оставались свободными и можно было отодвинуть ее кружевные трусики и ощутить на пальцах влагу ее желания. Как только она будет готова, он притянет ее тело к себе…
Он с трудом удержался от нового приступа дрожи и повернулся, чтобы уже в десятый раз спросить у Эммы, не появилась ли у нее жажда. На этот раз оказалось, что она успела свернуться под его курткой и казалась мягкой и расслабленной. Он укрыл ее отчасти потому, что решил, что ей так будет уютнее, а отчасти потому, что ему самому было спокойнее, когда он не видел ее ног. Эмма прислонилась щекой к окну и смотрела вдаль, закрепив у себя в ушах плеер. Кажется, она сама не замечала того, что начала тихо напевать. Лахлану не хотелось ее прерывать. Голос у нее оказался красивым, убаюкивающим.
«Ну, когда мы наконец будем на месте?» – так и хотелось заскулить Эмме.
Теперь, когда она снова обрела силы, ей не сиделось в машине. По крайней мере так она сама пыталась объяснить себе, почему начала ерзать на сиденье. Конечно же, не из-за того, что удобно устроилась под курткой Лахлана.
Она потянулась, вынула наушники – и, похоже, на языке оборотней это было равнозначно приглашению «Допрашивай меня», потому что вопросы не заставили себя ждать.
– Ты сказала, что никогда не убивала и никогда не пила живую кровь. Это значит, что ты никогда не прикусывала шею мужчины – даже во время секса? Не кусалась даже случайно, в порыве страсти?
Эмма наморщила лоб. Сегодня она чувствовала себя рядом с Лахланом почти непринужденно – и вот снова начались интимные вопросы и намеки.
– С какой стати вы спрашиваете?
– Мне важно это знать.
– Нет, не кусала. Никогда не запускала зубов ни в чью руку, кроме вашей, то есть твоей. Доволен? – Когда он тут же открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, Эмма огрызнулась: – Ни в кого и ни в какую часть.
Лахлан немного расслабился.
– Это хорошо, что я у тебя первый.
Вот это да! Неужели он задает ей эти вопросы не для того, чтобы она почувствовала себя неловко, а просто потому, что он… самец?
– Кровь всегда вызывает у тебя такую реакцию, или ты так возбудилась потому, что пила меня?
Нет. Все-таки для того, чтобы она почувствовала себя неловко.
– А почему тебе это важно?
– Мне хочется узнать: если бы ты пила кровь из стакана в присутствии посторонних, ты бы вела себя так же?
– А ты не мог бы оставить меня в покое хоть на несколько часов и не терзать своими вопросами?
– Я тебя не терзаю. Мне просто надо знать.
– Лахлан, на меня стакан крови действует не больше, чем на тебя – стакан воды.
– Сегодня ты, кажется, не думала о том, когда нам надо остановиться, – бросил Лахлан через плечо, в третий раз проверяя, насколько надежно держится одеяло, которым он занавесил окно в гостинице.
После полуночи разверзлись хляби небесные. Хлынувший дождь сильно замедлил их движение. Лахлан сказал, что до Кайнвейна осталось ехать часа два. Эмма знала, что рассвет начнется в три.
Она наклонила голову, чувствуя, насколько сильно он разочарован.
– Я была готова ехать дальше, – напомнила она ему. Эмма действительно была готова рисковать, чем поразила саму себя. Обычно она не была бездумной в таких вопросах.
В последний раз проверив защиту из одеял, Лахлан позволил себе опуститься в обитое бархатом кресло. Чтобы не глазеть на него, Эмма присела на край кровати, вооружившись пультом от телевизора, и стала переключать кнопки каналов.
– Ты же знаешь, что я не стал бы рисковать, чтобы ехать дальше.
Лахлан действительно отказался от дальнейшей поездки: вместо этого он нашел им гостиницу – пусть не такого качества, как те, в каких они останавливались прежде. Но, по его словам, он «почувствовал, что она надежная». Он даже спокойно согласился занять две смежные комнаты, потому что планировал заснуть, и, как он и обещал, не стал бы делать этого рядом с Эммой. Быстрый подсчет подсказал ей, что он не спал уже почти сорок часов. А отдохнуть ему следовало бы.
– Я собираюсь смотреть кино. Надо полагать, я увижу тебя на закате? – сказала Эмма.
– Выставляешь меня из комнаты?
– По сути, да.
Лахлан покачал головой, игнорируя ее пожелание, ни на секунду не задумавшись.
