– Неужели все вокруг знают, что ты выкупил мои услуги у миссис Сильвер? – Она больше не могла сдерживать вертящийся на языке вопрос.
Карета проехала мимо уличного фонаря, и на мгновение луч света выхватил из темноты лицо Доминика – красивое, словно вырезанное из камня, опасное. Затем их снова окутал мрак ночи.
– Какая же я наивная – так этого и не поняла. – Арабелла покачала головой и отвела взгляд, пережидая приступ дурноты. – Что еще они знают, Доминик? – «Что еще ты им рассказал?» – хотела спросить она.
– Надеюсь, ничего. Я хорошо заплатил миссис Сильвер за молчание. И уверен, что мои друзья, пришедшие со мной в ее заведение, не упоминали о таинственной мисс Нуар.
– Ты не рассказал им…
– Разумеется, нет, Арабелла! Мои личные дела никого не касаются, это не повод для сплетен и не развлечение для других! – Его голос прозвучал резко и зло. – Иначе зачем бы я приложил такие усилия, чтобы твое имя осталось тайной?
– Ты умело бережешь свою репутацию. – Так он просто пытался защитить себя от сплетен и пересудов. Как глупо с ее стороны полагать, что Доминик беспокоится о ней…
– Я берегу то, что осталось от твоей, – мрачно возразил он. Затем его голос смягчился. – От меня не укрылась известная… деликатность этого дела.
Арабелла напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь различить черты его лица, не вполне убежденная в правоте этих слов.
– В частности, я не могу не думать о том, что почувствует твоя мать, если узнает правду.
– Боже упаси! – вырвалось у Арабеллы. Она прижала руку ко лбу, в ужасе от подобной перспективы, хотя оная и отличалась от обрисованной Домиником. Но даже страх не помешал ей задуматься о том, почему богатому герцогу есть дело до ее матери.
– Возможно, о мисс Нуар стало известно, но никто не знает, кто скрывается под черной маской.
Пока.
Несказанное слово чуть слышно прозвенело в воздухе.
– И можешь мне поверить, я сделаю все, что в моей власти, чтобы так оставалось и дальше.
Арабелла уставилась на Доминика, не зная, как понимать его отношение к этому вопросу.
– Я постараюсь тайно разузнать, как там…
– Нет! – вырвалось у нее. Если Доминик начнет задавать вопросы, одному Богу известно, до чего он может докопаться. В худшем случае узнает все, что Арабелла так тщательно пыталась скрыть. – Нет, – мягче повторила она. – Сказанного не воротишь. Если ты начнешь задавать вопросы, будет только хуже. Кроме того, – Арабелла отвела взгляд, – ты ведь герцог, люди всегда будут проявлять повышенный интерес к твоим делам. А звонкая монета как ничто иное способна развязать языки.
И Арабелла не могла винить в этом проболтавшихся. Она лучше кого бы то ни было понимала, каково жить в нищете и отчаянно нуждаться в деньгах.
– Возможно, но быстрота и щедрость раньше всегда заставляли людей молчать, – возразил Доминик.
– Только не в этот раз.
– Судя по всему, ты права.
Ненадолго воцарилось молчание.
– Спасибо, что попытался, – с трудом произнесла Арабелла. Ей было трудно испытывать благодарность по отношению к Доминику, но она сознавала, что все могло обернуться гораздо хуже. Например, если бы он сделал ее своей любовницей и обращался так же бездумно, как бросил ее, тогда еще свою невесту.
Карета двинулась дальше.
Арабелла направила разговор в более безопасное русло:
– А кто он такой, тот человек, который подошел к нам в Воксхолле? Этот Мисбурн?
Немного помедлив, Доминик отозвался:
– Несущий бред старый дурак, Арабелла. Ты не должна беспокоиться из-за него.
Молчание.
– Я благодарю тебя за то, что удержала меня, – наконец добавил Доминик. – Скандал с графом на маскараде в Воксхолле – не самый лучший способ не привлечь к себе внимание.
Арабелла кивнула, принимая благодарность. Она никак не могла понять человека, который, насколько она знала, был повесой и негодяем. Он сделал ее своей шлюхой, но при этом не унижал и не оскорблял на людях. Изо всех сил старался скрыть ее имя от других и, похоже, был не безразличен к чувствам ее матери.
Карета остановилась у небольшого особняка на Керзон-стрит.
Был поздний час. Арабелла не знала, захочет ли Доминик зайти. Поцеловать ее. Взять, наконец. Самое ужасное – она не понимала, хочет ли этого сама или страшится.
Доминик помог женщине выйти из кареты и провел в холл, отпустив Джеймса, юного лакея, который ночью дежурил в доме.
Свечи были зажжены лишь в двух настенных канделябрах, погрузив прихожую в уютный, неожиданно интимный полумрак. А возможно, дело было в том, что они стояли вдвоем, окутанные темнотой, глядя друг на друга.
Арабелла не знала, что сказать. Она чувствовала напряжение, повисшее в воздухе, и бешеное биение собственного сердца. Во рту пересохло от страха, между ног стало жарко и влажно от желания. Она с трудом сглотнула, и этот звук показался ей неприлично громким.
– Не стоит беспокоиться, Арабелла, я не останусь, – произнес он. Его голос показался ей темным и насыщенным, как шоколад. – Я лишь хотел убедиться, что ты окажешься дома в целости и сохранности. – В подтверждение его слов лошадь, запряженная в карету, переступила на месте. Доминика явно ждали.
В неровном мерцании свечей он казался Арабелле еще более опасным и красивым. В его чертах появилась резкость, которой раньше не наблюдалось, но в прекрасных темно-карих глазах сквозила странная нежность. Невзирая на собственный горький опыт и здравый смысл, Арабелла почувствовала, как в глубине души пробуждаются давно забытые чувства. От Доминика исходила запретная притягательность. Воздух словно заискрился от разлившегося в нем искушения.
Дыхание стало поверхностным и частым, ее охватил трепет.
– Наше соглашение… Я думала, ты будешь… Что между нами все будет по-другому. – Арабелла подняла на него глаза. – Я не понимаю.
– Я тоже, Арабелла, – тихо признался герцог.
Ее сердце билось так гулко, что, казалось, в тишине слышен каждый удар.
Доминик стянул с рук перчатки и подошел к ней.
Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Затем Доминик протянул руку и коснулся щеки Арабеллы кончиками пальцев, осторожно лаская ее лицо – точно так же, как неделю назад делала она сама. Его прикосновение оказалось более нежным, чем раньше, мягкое и теплое, как дыхание, обдавшее кожу. Пальцы двигались медленно, чувственно, очерчивая контуры щеки и изогнутую бровь.
Доминик касался только ее лица, но в ответ затрепетало все тело. Указательный палец помедлил, спускаясь по линии носа, а Арабелла почувствовала, как наливаются груди и твердеют соски. Доминик легонько погладил нижнюю губу – с тем же успехом он мог ласкать чувствительное местечко у нее между ног. Арабелла беззвучно охнула и приоткрыла рот. Палец проник во влажное тепло. Она ласкала его губами не потому, что стала его любовницей, а потому, что сейчас это казалось правильным.
