Внезапно молодой человек вспомнил о том, что сказал Ливан. Асият хотела себя убить, и, если он откажется от нее, она сделает это снова. Внезапно Айтек ощутил муки совести, страх и неожиданно глубокую, трогательную нежность к этой девушке. Это было не то дружеское чувство, которое он питал к Асият, когда навещал ее, оно казалось похожим на что-то большее.
Мадина исчезла, возможно, умерла. Будет скверно, если ее юная, невинная сестра лишит себя жизни, ведь тогда она попадет в ад и ей придется вновь и вновь совершать одно и то же деяние: прыгать со скалы и разбиваться насмерть. С такими мыслями Айтек спустился с гор и решительно вошел в аул, где когда-то повстречал Мадину и где осталась ее семья, которая по-прежнему любила, ждала и привечала его как родного сына.
1661 год, Стамбул, Турция
По пути от ворот к казарме Мансур встретил Бекира. Тот остановился так резко, словно сослепу врезался в стену, и, округлив глаза, воскликнул:
– Ты что, сошел с ума?!
Мансур молча отстранил его и пошел дальше, но Бекир догнал товарища, схватил за плечи и бесцеремонно встряхнул.
– Ты только посмотри на себя! Где ты был? Я не знал, что сказать Джахангиру-аге, а он впал в гнев и клялся прикончить тебя! Ты понимаешь, что тебя ждет?!
– Поверь, – сказал Мансур, – мне уже не может быть хуже.
– Напрасно ты так думаешь! Видно, плохо знаешь своих командиров! – И вдруг тихо спросил: – Что с тобой?
В затуманенном взоре Мансура была бездна отчаяния.
– Я ее нашел.
– Черкешенку?
– Да.
– И она отказалась разделить с тобой постель?
Мансур сжал кулаки, и в его потускневших глазах полыхнуло пламя.
– Постель?! Я бывал в постели с женщиной и хочу сказать, что променял бы все те удовольствия на один-единственный взгляд этой девушки, если бы он светился любовью, любовью ко мне! Но она не пожелала разговаривать со мной и велела идти прочь!
– И ты пошел?
– Что мне оставалось делать? – Бессильно прошептал Мансур.
– Ты и впрямь лишился рассудка. И поплатишься за это. Тебя ждет Джахангир-ага. Что ты ему скажешь? То же самое, что сказал мне?
– Я скажу правду. – Бекир покачал головой.
– Страдать от этого придется только тебе.
– Я уже ответил – меня ничего не пугает. Ада нет. Вернее, он есть, но здесь, на земле.
Вскоре Мансур стоял перед Джахангиром-агой и слушал его бурные обвинения. Вовремя не явился в казарму, напился, потерял головной убор, прогулял целый день – позор для всего корпуса!
В какой-то миг Джахангир-ага заметил, что молодой воин не слушает его, и неожиданно произнес спокойным, почти отеческим тоном:
– Что случилось, сынок? Я давно тебя знаю, ты всегда был одним из лучших воинов!
Мансур смотрел невидящим взглядом.
– Дело в том, что я никогда не задавал вопросов, делал то, что скажут, и не знал о том, что есть настоящая жизнь. Мне неведомо, кто я такой и какими могут быть человеческие желания… Неужели я всего лишь слепое и тупое орудие войны?
Джахангир-ага помрачнел.
– Я был свидетелем того, как закаленные в боях воины испытывали страх и бежали от опасности, как зайцы бегут от волков. Я видел, как люди гнутся перед чужой силой, подобно траве. Но я редко встречал человека, который потерял бы голову не от испуга, не от жажды власти, не от ненависти, а от желания обладать женщиной. Ведь причина твоего безрассудства именно в этом?
– Не совсем так, – ответил Мансур. – Я не стану объяснять, потому что вам никогда этого не понять.
– Вот как ты считаешь… Но ты ведь знаешь, что я могу и даже должен тебя наказать? Наказание может быть унизительным и жестоким!
– Я никогда не испытаю большего унижения, чем то, какое уже пережил!
Джахангир-ага понял, что приказами и угрозами тут ничего не добьешься.
– Сколько тебе лет?
Мансур вызывающе вскинул голову.
– Откуда я знаю! Только вы можете знать, кто я такой, сколько мне лет и чего я стою на этом свете!
Джахангир-ага тяжело вздохнул.
– Признаться, последнего не знаю даже я. – И, чуть помолчав, добавил: – Что ж, на первый раз я не стану тебя наказывать. Но должен предупредить, что, если будешь продолжать в том же духе, тебе придется расплачиваться за это, и цена будет жестокой.
– Вы мне угрожаете?
– Предостерегаю. Хотя могу просто приказать, ибо ты мой подчиненный и раб султана.
– Человек не может быть рабом себе подобного, он раб Аллаха – так записано в Коране, – смело ответил Мансур.
Джахангир-ага усмехнулся.
– Ты стал рабом своих желаний, а это самое страшное и недостойное человека рабство.
Мансур мотнул головой.
– Мною владеет не желание насиловать, грабить, убивать, а желание любить! Вы считаете это преступлением?
Когда молодой янычар вышел на улицу, обступившие Мансура товарищи встретили тяжелый, темный взгляд человека, который осмелился нарушить нерушимое и при этом остался безнаказанным.
Мансур догадывался о том, что Джахангир-ага все понял и не стал его наказывать, потому что знал: самое жестокое наказание и самая страшная расплата для человека – это терзания его души и муки сердца.
– Послушай, – сказал Бекир, – еще не все потеряно. Ты думаешь, что с женщинами так просто? Обхождению с ними надо учиться. Это тебе не саблей махать! Купи ей красивый, дорогой подарок, скажем кольцо. Если черкешенка его примет, считай, у тебя есть надежда на то, что она станет твоей.
– Ее не купишь подарками.
– Ясное дело. Ты просто сделаешь ей приятное – женщины это любят и ценят.
Янычар покосился на товарища. Возможно, Бекир знает, что говорит, недаром он всегда пользовался успехом у женщин!
На следующий день Мансур отыскал ювелирную лавку. Он долго разглядывал тяжелые браслеты, ряды ожерелий, россыпь колец и, наконец, выбрал чудесный перстень с чистой, как первый снег, жемчужиной. Он, не торгуясь, заплатил за него тридцать акче и поспешил к Мадине.
Сердце воина трепетало от страха, когда он вошел во дворик дома сапожника. Мансур вдруг подумал о том, что черкешенка могла собраться и уйти неведомо куда!
Но она сидела в беседке и встретила его острым и быстрым взглядом, после чего как ни в чем, ни бывало, занялась ребенком.
– Здравствуй, – прошептал Мансур. Мадина сухо кивнула.
Немного потоптавшись, молодой воин опустился перед ней на колени, словно перед принцессой, и протянул украшение. Про себя загадал: если – не важно, под каким предлогом, – ему удастся заставить девушку взять перстень, рано или поздно она ответит на его любовь.
– Что это? – Спросила Мадина.
– Подарок.
– Я не возьму.
Мансур продолжал смотреть ей в глаза.
