кого соседи сманили, кто к вендам подался. Не знаю, какой там был урожай и что нам достанется в качестве господской доли. А чем больше человек нам предстоит в зиму кормить, тем тяжелее зима будет.
Я уже пообещал отцу, что заберу с собой Яна. У нас, конечно, хозяйство богатое, не в пример вашему, но там еще два брата подрастают, и два племянника — сыновья Дирка. Рано или поздно, но всем им там станет тесно. Разница в том, что отец Яна полностью одел и обул, да и сам Ян уже два года оруженосцем при отце служит. В следующий раз пойдет на службу со мной, там его король кормить будет. И меня отец на свое поместье не голого снаряжает: телеги, припасы. А Айко твоего, как я понимаю, надо не только прокормить, но и одеть, и вооружить. Коня-то хоть твой брат даст?
— Не знаю, надо с ним говорить. Вообще-то, кони у них есть, даже несколько. Двое Виллема, Хайко, отцовский еще — он хорошей породы, хотя и немолодой уже, и двухлетка от него подрастает.
— Ну, что твой брат отдаст двухлетку от хорошего жеребца, я не верю. — Хмыкнул Арвид. — Так что если твоему Айко и светит что-то, так это старый дедов коняга. Может, еще два три года поездит на нем, если Виллем отдаст.
— Мне там барон отрез шелка на платье прислал. Его, наверное, дорого продать можно. — Предложила я, не зная, как еще убедить жениха. Мне, как, наверное, и большинству наших поселенцев, семейство фон Роггенкамп казалось воплощением мечты. Наглядным примером того, чего может достичь рыцарь на королевской службе, если он храбр и неглуп.
— Трауте, прекрати. — Поморщился недовольно Арвид. — Если ты так хочешь, возьмем твоего Айко. Только не позорь меня перед людьми. Не хватало еще, чтоб моя жена еще до свадьбы начинала приданое распродавать.
В этот момент мне было все равно, что согласие высказано таким ворчливым тоном. Разве важно, как Арвид это сказал, если гораздо важнее то, что он согласился сделать? Не помня себя от радости, я бросилась ему на шею, целуя в колючую щеку. Арвид, не растерявшись, подхватил меня за талию и, приподняв, закружил по полянке. Потом опустил на землю и, прижав к себе, крепко поцеловал. Я замерла в его объятиях, прислушиваясь к ощущениям.
Все было так и, одновременно, не так, как описывали когда-то замужние ровесницы. Когда-то, в те далекие времена, когда я еще тоже считалась не старой девой, а девицей на выданье. Его губы целовали меня, не спрашивая, словно брали свое. И, в то же время, это не было грубо, наоборот, от его нежности захватывало дух. От Арвида пахло тимьяном, мятой и еще какими-то травками. Видно то «кое что», которое они с господином бургманом обсуждали, было очередной настойкой по рецепту фрау фон Хагедорн. Чуть кололась коротко остриженная бородка. Горячей кожей пахло от одежды…
Что там Хельге говорила про «замуж за чужого человека»? И ничуть он не чужой. Мне хотелось обвиться вокруг него, словно плющ вокруг крепкого бука, чтобы вечно чувствовать эту силу, эту нежность, видеть эту жилку, быстро-быстро бьющуюся у него на шее. Арвид прижимал меня к себе одной рукой, пока другая пыталась справиться с головной повязкой.
Именно от этих попыток я и пришла в себя.
— Не надо, Арвид. — Попросила я, мягко отводя его руку от узлов.
— Хочу видеть твои волосы. — Хрипло выдохнул он мне в ухо. — Зачем ты вообще замоталась, словно сарацинка?
— Так у нас все ходят. — Пожала плечами я, прижимаясь щекой к его ладони, которую все еще держала в своей руке. — Говорят, некоторые из приезжих женихов только после свадьбы узнавали, какой цвет волос у молодой жены.
— Но я-то уже видел твои волосы. — Голос Арвида звучал вкрадчиво, искушал, звал за собой… — Они похожи на мед. На самый лучший липовый мед. Распусти их ненадолго, потом опять завяжешь.
— Потом я так не смогу. — С сожалением покачала головой я. — Мы дома так волосы только на праздники убирали. Я без зеркала не справлюсь, и так пол утра промучилась.
— Женщины. — Рассмеялся Арвид. — Почему у вас все так сложно? — И тут же уже с нарочитой надежной в голосе. — А больше ты никого из родных с собой взять не хочешь?
— Да нет, вроде. — Неуверенно протянула я, не понимая, к чему такой быстрый переход от одного к другому.
— Жаль! А я хотел предложить: мы забираем всех, кого ты хочешь, а ты, в благодарность, снимаешь эти тряпки наутро после свадьбы и одеваешь нормальный женский чепец, как моя мама носит.
Я рассмеялась.
— Пойдем дальше. Там есть удобное место, где можно посидеть у воды. Ты же хотел.
И мы, рука в руке, двинулись вдоль плещущейся за кустами Ауе. Обойдя пару кустов, мы вышли к еще одному моему любимому месту. Там берег высился небольшим песчаным пригорком, редко поросшим жесткой травой. Я любила иногда посидеть здесь, свесив в воду босые ноги. Это место я любила за его уединенность. Другой берег здесь подходил к реке особенно низко, так небольшое болотце в низинке пересыхало только в совсем уж сильную жару. Камыши и лозняки разрослись там так буйно, что с другого берега к реке было просто не подойти.
— Ух ты-ы! — Восхитился Арвид. А я только сейчас заметила, что так и не отпустила его руку, все это время ведя его за собой. А он ничего не сказал. То ли решил не спорить, раз я лучше знаю дорогу, то ли просто не видел в этом ничего особенного.
— Да, мне тоже здесь нравится. — Сказала я, смущенно отпуская его. — Здесь можно посидеть спокойно. Я раньше даже с рукоделием иногда сюда приходила, здесь тихо, и свет хороший.
— А чья это земля? Почему здесь купальню не поставили?
— Земля здесь наша… то есть, Виллема — поправила я, вспомнив, что мне на отцовском хуторе уже давно не принадлежит ничего. — Помнишь луг, где ты мужикам с канавами помогал? Если пойдешь в ту сторону — я махнула рукой, показывая
