Даже в полумраке он смог различить румянец, окрасивший ее щеки, и бешено бьющуюся на шее жилку. Им завладела безумная жажда коснуться и присосаться губами к этому месту. Спенсер закрыл глаза и отвернулся. Он действительно сошел с ума, если так сильно захотел свою будущую жену. Тем более, что он намеревался оставаться с ней лишь до тех пор, пока она не понесет наследника.
Только привязанности ему еще не хватало! Жены предназначены для того, чтобы вести домашнее хозяйство и проводить сезоны в Лондоне. Балы, приемы, походы по магазинам на Бонд-Стрит. Он не намерен втягиваться в светскую жизнь, чтобы всякие там длинноносые сплетники хлопали его по спине, обзывали героем и приглашали выступить в своем загородном клубе. Спенсер стремился к уединению — управлять своим имением и удалиться в Нортумберленд, где бы он мог обрести относительный покой, где его сны не будут заполнять видения умирающих людей и разрывающихся артиллерийских снарядов.
— Я не соблазняла Питера. Мы с ним — хорошие друзья. Только и всего.
Только и всего! Да тут было все и не только. Особенно учитывая, что мужчины слетались на нее как пчелы на мед.
В эту секунду Спенсер поклялся себе, что не станет еще одним воздыхателем в ее списке — очередным глупцом, упавшим к ее ногам.
Вероятно, он женится на ней, но останется непоколебим. Он не станет в нее влюбляться. Не позволит этим голубым глазам заманить себя в ловушку.
— Вы настолько уверены в этом? — потребовал ответа Спенсер.
Она склонила голову, золотисто-коричневые пряди ее волос в полумраке отливали черным.
— Можно ли по-настоящему любить человека, который не отвечает тебе взаимностью? Я бы не стала называть это любовью. Я бы назвала это безумной страстью.
А она умна. Спенсер удивился, почему Йен ни разу не упоминал об этом. Он превозносил ее красоту, изящество, кротость и утонченность. Но ее ум — ни разу. Неужели эта женщина так сильно изменилась? Или Йен никогда по-настоящему не понимал ее?
— А про Йена что тогда скажете? — потребовал ответа Спенсер. Он не хотел ее уязвить, но его вопрос прозвучал именно так. — Он любил вас. Я могу это засвидетельствовать. Вы отвечали на это чувство, или же это был всего лишь юношеский каприз?
Она замерла, а Спенсер, едва не поперхнулся от собственной глупости: зачем было спрашивать, когда ответ и так очевиден. Конечно, она любила Йана. Иначе, почему за столько лет она так и не вышла замуж?
— Я… — она открыла рот, пытаясь что-то сказать. — Да, — в конце концов, ответила она. — Это была любовь. Истинная и неподдельная. Такая встречается лишь раз в жизни.
Великолепно! Ее чувства бесповоротно связаны с прошлым. С Йеном. Чем дальше, тем больше их брак обретал черты суровой прозы жизни. Она не станет тосковать по его любви и ласке. Она не стала бы печалиться, предложи он ей всего лишь минутную страсть. Да он и не стал бы ей ничего предлагать. От человека в нем осталась лишь оболочка: его сердце и душа затерялись где-то там — на поле боя в Крыму.
И все же, стоя здесь, в сумраке сада, эта опустевшая оболочка страдала, глядя на женщину, которая должна была выйти замуж за его кузена, но станет его женой. Хотя он и намеревался через несколько месяцев покинуть ее, все же Спенсер хотел оставить на ней свою метку. Заклеймить ее.
Он чувствовал себя вором. Жалким негодяем, задумавшим поскорее затащить ее в постель и заставить позабыть Йена. Йена и всех прочих мужчин, включая Шеффилда.
— Надеюсь, что в будущем вы станете прилично вести себя с вашим чрезмерно заботливым доктором.
— Прилично вести себя? — ее голубые глаза полыхнули огнем в темноте. — В чем это вы меня обвиняете?
— Я, вне всякого сомнения, помешал вашему любовному свиданию. Хотя вы и утверждаете, что не любите его, вы явно питаете нежные чувства к этому человеку, — Спенсер ходил вокруг нее. — Раз уж мы решим расстаться, вы можете захотеть вернуться к нему, разве не так?
— Возможно, — призналась она.
Спенсер остановился прямо напротив нее.
— В таком случае, я не позволю, чтобы вы заигрывали с ним таким образом, как я только что видел.
Она рассерженно скрестила руки на груди.
— Почему это вас так волнует? Вряд ли наш брак будет настоящим.
Его взгляд переместился на ее губы.
— Он будет очень даже настоящим.
— На некоторое время, — Эвелина едва заметно кивнула, соглашаясь с ним.
Спенсер поднял руку и провел пальцем по ее пухлым губкам. Так приятно!
— Вполне настоящим. Даже не сомневайтесь, вы выйдете за меня и… разделите со мной брачное ложе.
Она отшвырнула его ладонь и отшатнулась от него.
— Так вот каково ваше толкование настоящего брака? Брак подразумевает нечто большее, чем осуществление брачных отношений.
— Может относиться к этому, как вам угодно. После того, как мы расстанемся, и вы возвратитесь сюда… или еще куда-нибудь, вы все равно останетесь моей женой, а я не намерен становиться рогоносцем.
Его рука сжалась в кулак. Спенсер поразился внезапно накатившему на него обжигающему чувству собственника.
Стоя рядом, он увидел, как дрожат ее губы. Пристально глядя на него, Эвелина вздернула подбородок, стоя пред ним, словно тонкая прямая колонна, если к ней можно было применить такое сравнение.
— Не бойтесь. Я не опозорю вас. Я буду вести себя согласно всем правилам этикета. Да я даже и не думала поступать вразрез с общепринятыми правилами.
— Ну, что ж, — Спенсер вскинул голову, в нем зрело какое-то опасное чувство, — тем более, что вам не впервой.
Она ахнула.
Спенсер крепко зажмурился, злясь на самого себя. Какой чет дернул его сделать это злобное замечание? И так ясно, что Эвелина уже сбилась с пути истинного. Он и сам не святой. В отличие от остальной части светского общества, Спенсер не являлся приверженцем безоговорочного соблюдения дамами нереальных моральных норм.
Или он ревнует, что она согрешила с Йеном? Но если бы не это, то его бы теперь здесь не было. Он бы даже не знал ее.
Эвелина шагнула назад, явно готовясь к бегству, и Спенсер не винил ее за это.
Она уставилась на него, словно на какую-то грязь, прилипшую к подошве ее туфли.
— Давайте-ка прямо сейчас кое-что проясним. Разве я должна при каждой встрече отчитываться в моем прошлом? Вы так и будете всю жизнь порицать меня за это?
Черт возьми!
— Линни, — начал, было, он.
— Нет, нет, — она подняла руку и расставила свои изящные пальчики, жестом прося его помолчать. — Пожалуйста. В конце концов, вы правы. Я не могу претендовать на благопристойность. По крайней мере, не в том смысле, как вы это себе представляете. Я — всего лишь наивная, глупая девчонка, которую ваш кузен обесчестил, прежде чем уехать на войну. А вы, — она смерила его взглядом, — благородный родственник, жертвующий себя на алтарь супружества.
