— Нет, это внешняя сторона...
— А вам никто не давал права на большее, хотя бы потому, что вы готовы пригвоздить меня к этому месту, пока я не отвечу...
— Кто такой Дэвид? Как у вас появилась здесь собственность и...
Николь со злостью, придавшей ей сил, так толкнула бедром турникет перед собой, что от одного этого толчка тиски, в которые она была зажата, раскрылись, и Джеймс отпустил турникет.
Освободившись, Николь стремительно пошла прочь, прежде чем Джеймс смог объясниться или успокоить ее. Она спешила через выгон так, словно множество диких вепрей гналось за ней. Джеймс прошел через турникет и направился следом.
Она шла навстречу грозе, ее маленькая фигурка выделялась на фоне темного неба с клубящимися тучами. В этот день она надела молочно-желтое платье. Этот цвет ярко выделялся на фоне синевато-багровых, с лиловым отливом грозовых туч, которые вились по небу и закрывали горизонт.
Джеймс догнал ее, потянул за руку с мыслью о том, что им нужно искать убежище. Николь резко высвободилась, так что Джеймсу пришлось отступить. Ему вдруг пришло в голову, что она любит тех, кого защищает. Она скрывает их, не позволяя никому приблизиться. Такая позиция, казалось Джеймсу, вела к одиночеству. Это заставляло его тревожиться за нее и злиться.
— Так что же случилось с двумя вашими упрямыми сестрами? Почему они не разделили свою жизнь с кем-нибудь таким же умным и великодушным, как вы?
Джеймс заставил Николь повернуться.
— Четырьмя, — сказала она. — У меня было четыре сестры. Две умерли: одна — из-за аварии на бумажной фабрике, где работала, нет, батрачила; другая — в детстве, в девятилетнем возрасте. Две другие замужем и живут в бедности. Муж Нинетт бьет ее. Я как-то пыталась послать ей и Шантиль деньги, но они не захотели их принять. Они бедны, больны, несчастны, необразованны... — Она замолчала, затем рассмеялась горько и иронично: — Я одна сумела встать на ноги, а они называют меня... шлюхой, — произнесла она, но это слово заглушил раскат грома, который неожиданно раздался совсем рядом и продолжался почти целую минуту.
Это слово было как пощечина. Джеймс не мог бы произнести его вслух. Оно было вульгарным, но оно было произнесено.
Произнеся это слово, Николь, однако, притупила свою злость. Она не применяла к самой себе таких нецензурных выражений. Те, кто делал это, допускали в отношении ее ошибку, несправедливость, и она это знала. Все, чего она хотела, — это прожить жизнь в мире и спокойствии. Спокойствие было ее страстным желанием, поэтому она стояла, собираясь с силами, глядя на ветки конского каштана, качавшиеся на ветру с дрожавшими листьями. Она чувствовала, что ее юбка прилипла к ногам.
Николь слышала, как Джеймс прошептал:
— Я... я извиняюсь за ваших сестер. Мне так жаль...
— Мне тоже жаль. Жаль, что живые так же далеки от меня, как и мертвые. Но мне ничуть не жаль, что я не стала одной из них. — Когда Николь посмотрела на него, то заметила, как пристально и серьезно он ее разглядывает, и предостерегла: — Не делайте ошибки. Я правильно распорядилась своей жизнью. Из всех своих возможностей я выбрала наилучшую.
Джеймс коротко кивнул в ответ. Николь не выдержала и снова зашагала вперед. Вместе они подошли к ближайшему зданию колледжа, влажный ветер подгонял их в спину.
Чуть позже Джеймс, прокашлявшись, сказал:
— Вы говорили о вашем друге Дэвиде. Если он действительно ваш друг, то вы подходящий человек для него.
Николь долго смотрела через поле на серые готические башни, купола, шпили, затем сказала:
— Дэвид — мой сын.
Не потребовалось и секунды, чтобы Стокер понял, что она никогда никому об этом не говорила. Николь продолжила:
— Он ходил в лучшие школы, получал все, о чем молодой человек может только мечтать. Однако не ошибитесь. Я не лгу, утверждая, что я его мать, но я не объявляю о своем материнстве. Я попросила Хораса усыновить его, что он, между прочим, и сделал. Дэвид официально считается сыном покойного Хораса Уайлда, адмирала флота ее величества. Большинство людей предполагают, что мы с Дэвидом в таких сердечных отношениях из-за Хораса, его законного отца. Но это я, — произнесла она с ударением, — я заботилась о нем. И теперь мне принадлежит высочайшая честь послать его учиться в университет, где он преуспеет. Этого я не могла бы сделать для него, будучи помощницей поварихи или трепальщицей на бумажной фабрике. Не думайте, что я сожалею о том, что сделала. Нет, ничуть!
Она бросила на Джеймса вызывающий взгляд, затем вынуждена была отвести его из-за того, что почувствовала, каким грубым он был: Стокер смотрел на нее настойчиво, с терпеливым вниманием. Николь ощутила тревогу: его прищуренные глаза отражали его настроение, откликались на ее сомнения и — Боже помоги ей! — страстное желание.
Николь отвела взгляд.
— В сущности, мне это нравилось. — Она горько рассмеялась. — И я ни за что не расстанусь с Дэвидом.
Они остановились посреди луга. Когда Николь осмелилась снова поднять глаза на Джеймса, то обнаружила в его взгляде только понимание, а не осуждение. И возможно, что-то сродни... уважению. Как если бы он нашел в необычной мешанине ее жизни что-то достойное похвалы. Николь Уайлд снова рассмеялась.
— И считаю, что я — подходящая компания, — добавила она. — Очень даже подходящая компания. Но я сознаю, что мое мнение не совпадает со взглядами английского высшего общества.
Николь не знала, что еще Джеймс намеревается сделать, чтобы добиться ее признаний. В этот момент тяжелая капля дождя упала ей на голову. Затем другая ударила по плечу. Она подняла голову. Черные тучи надвигались с ужасающей быстротой.
— Скорее! — скомандовал Джеймс, открыв зонт и подтолкнув ее под него.
Как только они побежали, за их спинами послышался нарастающий шум дождя.
— Сюда! Быстрее!
Джеймс прикрывал ее собой. У изгороди он поднял Николь на руки и поставил по другую сторону, так, словно она была не более чем промокшая кошка. Сам Джеймс едва успел миновать ограду, как небо разверзлось.
Последние тридцать ярдов они бежали сквозь стену дождя, поэтому Николь не могла видеть, куда Стокер ведет ее, пока не очутилась под каким-то навесом.
Они спрятались под каменной аркой одного из монолитных зданий колледжа Всех Святых. Как только они оказались в безопасном месте, Джеймс принялся весело стряхивать с себя воду.
Николь последовала его примеру. Ах эта вода, этот дождь. Как удачно они нашли укрытие! Она отряхивала свои юбки, стараясь успокоиться.
Николь взглянула на Джеймса, перехватив его быстрый взгляд, когда он откидывал назад свои волосы. Его руки были такими же длинными, как и все его мускулистое тело. Его торс был не грузным, а гибким, как у пловца. Стокер был очень подвижный, двигался легко и быстро, даже если тащил за собой женщину. Его предплечье, насколько она заметила, когда он схватил ее, расширялось к локтю и было твердым, рельефным и сильным. Лев в Африке, пожелай он съесть его, посчитал бы Джеймса жестким и волокнистым.
