— Нет, нет! — испугалась Соня; ей вовсе не хотелось чувствовать себя наушницей. — Меня это не слишком обременяло. Так, мелкая помеха.
Теперь они возвращались в карете герцогини в Версаль. Собственно, они могли бы пройтись до Трианона и обратно пешком, но, раз ее сажали в карету, Соне приходилось подчиняться.
— Теперь я вынуждена буду вас оставить одну, — посетовала Иоланда, когда они прибыли в Версаль. — Впрочем, почему одну? Я пришлю к вам кого-нибудь из фрейлин…
— Если можно, я с удовольствием побуду одна, — поспешно сказала Соня. — Мне бы хотелось отдохнуть.
— Пожалуйста, тогда я скажу, чтобы вас не беспокоили. Нет ли у вас каких-нибудь личных просьб ко мне?
— Есть, — Соня почувствовала смущение, но взгляд не отвела. — Даже целых две. Вы не могли бы распорядиться, чтобы мне принесли пару книжек? Хотелось бы из тех, что вызвали наибольший интерес у читателей.
— Пришлю, это выполнить несложно, — кивнула герцогиня. — А какова вторая просьба?
— Не могли бы вы дать мне взаймы тысячу луидоров?
Брови герцогини Полиньяк удивленно взметнулись вверх.
— Мне казалось, что графиня д’Аламбер… она получила указание покупать вам все, что захочется. Это было не так?
— Так. Поверьте, ваша светлость, я очень благодарна вам за заботу, но я не привыкла… есть из чужих рук, понимаете? Если только мне будет позволено съездить за своими вещами в Марсель или в Дежансон, я тотчас верну вам долг.
— Вы сможете поехать, — как бы раздумывая, проговорила герцогиня, — но не раньше, чем ее величество полностью удовлетворит свое любопытство в отношении вас… А насчет денег — конечно же, я одолжу вам сколько нужно, потому что и сама не люблю есть из чужих рук.
Женщины обменялись понимающими взглядами, что без слов сказало о взаимной их симпатии друг к другу.
— Если вам что-нибудь понадобится, вот сонетка, вы дернете за шнурок, и явится слуга. Я распоряжусь, чтобы выполняли все ваши просьбы.
— Думаю, до утра я буду крепко спать, и, кроме книжки, мне больше ничего не понадобится.
Она сумела прочесть в романе, автора которого не запомнила, всего две страницы, а потом веки ее смежились, и Соня спала крепким сном до позднего утра.
Григорий Тредиаковский и Себастьян де Кастр отправились в Дежансон в карете барона, прихватив с собой на всякий случай и вещи Софьи.
— А если она вернется в Марсель? — предположил Себастьян.
— Хорошо бы в самом деле так случилось, пусть даже наша с тобою поездка окажется напрасной. Но в доме ведь остается Валентен. Дай ему самый строгий наказ: ежели объявится княжна или кто-то с письмом от нее, пусть посодействует. Кажется, ты уверял, будто он сообразительный малый.
— Валентен способен выполнить любое самое деликатное поручение. У него прекрасный вкус, и я даже поручаю ему пополнять мой гардероб в соответствии с требованиями моды. Он умеет держать язык за зубами, мастерски владеет шпагой. И самое главное — разделяет мои взгляды. Впрочем, тебе это неинтересно…
— Друг мой, и тебе не жалко, что такой человек вынужден жить у тебя в прислугах?
— Но я плачу ему хорошие деньги. И я доволен, что у меня честный и сообразительный слуга. В конце концов, это его дело — быть слугой или кем-то еще.
— Ладно, — пожал плечами Григорий. — У нас другое можно чаще видеть: полно дураков среди знатных да богатых!..
Вскоре карета остановилась у придорожного трактира. Настало время путешественникам подумать о ночлеге и ужине.
Комнатка, правда, нашлась только одна, на втором этаже. Их временное жилье оказалось хоть и скромно обставленным, но чистым. Хозяйка с гордостью продемонстрировала им постельное белье, благоухающее лавандой.
— Кто из господ путешественников у меня один раз побывает, непременно и потом будет останавливаться. Потому что я всегда первым делом об удобстве постояльцев пекусь…
Расчувствовавшийся от речей хозяйки Себастьян сунул ей в руки серебряную монету. За обходительность, как объяснил он впоследствии.
Сняв с себя дорожное платье, товарищи спустились к ужину. Сели за свободный стол и заказали себе жареной форели и вина под нее.
В это время в другом конце обеденной залы кто-то громко расхохотался и воскликнул по-русски:
— До чего же ты, братец, хитер! Говоришь, тебя на мякине не проведешь? А вот ежели я, к примеру, задам тебе такую задачу…
Барон де Кастр не обратил на этот возглас никакого внимания.
Но тут за соседним столиком кто-то из мужчин сказал по-французски:
— Вы посмотрите, и здесь русские! Скоро они станут считать Францию своей родиной, а нас — своими крепостными. Верите ли, недавно к сестре в Грае ездил, так по пути во всех гостиницах русских встречал. И везде они пьют без меры, громко разговаривают и чуть что — драться лезут!
— Холодно им в своей Сибири, — поддержал его сосед, — вот они к нам и едут. Мало мы их учили.
— Это когда же, скажите на милость, вы нас учили? — встал из-за стола один из только что смеявшихся мужчин.
Надо сказать, на сидевших в трактире он произвел впечатление человека физически сильного и в драке явно опасного. Но задира-француз был из тех, кто большой силой и сноровкой не отличается, однако, чувствуя за спиной поддержку толпы, готов задираться с любым противником в уверенности, что как раз ему-то самому и не придется драться.
Подошедший к его столу русский, мужчина лет тридцати, с пышной гривой золотисто-русых волос и голубыми глазами, опушенными светлыми ресницами, был не столько красив, сколько первобытно грозен. Этим он очень отличался от остальных находящихся в трактире людей. Задира струхнул: а ну как товарищи его не поддержат и этот медведь заломает его, подобно настоящему зверю?
Но сегодня то ли солнце пекло сверх обычного, то ли вино оказалось чересчур крепким, но только воинственность присутствующих в трактире французов взяла верх над сдержанностью и рассудительностью.
Не успели оглянуться, как из-за стола вскочил сосед задиры со шпагой в руках. Русский, не имеющий при себе оружия, обернулся к своему товарищу, и тот через стол бросил ему свою шпагу.
Встал еще один француз, тоже со шпагой в руке.
Но вот из-за стола поднялся и второй русский. Увы, у него уже не было шпаги.
— Держи, приятель, — по-французски крикнул Тредиаковский, не желая до срока себя выдавать, и бросил ему свою шпагу.
Задира и его товарищи негодующе закричали, но и только. У тех, кого они собирались придавить числом, неожиданно обнаружились защитники. Неизвестно, кто эти люди, но они явно на стороне русских.
