– Хвала небесам, что вы ничего не предприняли! – вскричал Уилл, испытав небывалое облегчение. – Ну что вы могли бы сделать? Только разделили бы участь той несчастной.
– Скорее всего, – согласилась мадам Лефевр. – Но я поклялась, что никогда больше не буду такой беспомощной. Я вернулась на поле боя, могильщики не справлялись с работой, там валялось еще множество трупов, «одолжила» форму у мертвого солдата. Она была вся в крови, так что мне всего-то и нужно было, что обмотать голову повязкой. Я хотела быть готовой.
– К встрече с солдатами-дезертирами? – Уилл одобрительно кивнул. – Признаю, прекрасная идея – воспользоваться формой в качестве защиты.
– В качестве защиты, да, но также я хотела иметь возможность вмешаться, если снова окажусь в подобной ситуации.
– Вмешаться? – эхом повторил он, снова приходя в ужас. – Надеюсь, вы никогда этого не сделали! Такие люди забывают о стыде и совести. Попытайся вы их остановить, они просто избили бы вас, если не хуже.
– Второго шанса мне никогда не представилось. Я даже придумала отговорку, что в соседнем городке есть женщины, готовые отдаться по доброй воле, а эту я попросила бы оставить мне, раненому солдату, утратившему былой задор.
Мгновение Уилл молча взирал на Элоди, пораженный ее словами. Каким бы безрассудным этот шаг ни казался, он не сомневался, что она пошла бы на него при необходимости, и содрогался при мысли о возможных последствиях.
– В любом случае почему вы отправились в Лютцен в одиночестве? Неужели у вашего мужа не было родственников, которые могли бы поехать с вами?
Она отрицательно покачала головой:
– Он был из семьи aristos[11], как и я. Все родственники либо погибли, либо пропали без вести во время террора.
– Друзей тоже не было? – Видя, что Элоди снова отрицательно качает головой, Уилл взорвался: – Чтобы женщина в одиночку отправилась в тыл противника, да еще сразу после битвы! Немыслимо! Поверить не могу, что вы решились на такой риск!
– Спасение жизни любимого человека стоит любого риска. И вам, столько сделавшему для месье Макса, это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.
В этом она была права. Уилл пошел бы на любой риск, чтобы защитить своих кузенов.
– Вскоре после моего возвращения в Париж ко мне пришел Морис. Требовалось оказать услугу его наставнику Сен-Арно.
– Исполнить роль его экономки в Вене.
– Да. Мой брат повстречал Сен-Арно в армии. Этот человек одобрял нас как приверженцев ancien régime[12], таких же представителей старой аристократии, как он сам и его покровитель герцог Талейран. Морис стал протеже Арно, так что, когда тому понадобилась экономка, брат предложил мою кандидатуру.
– А о заговоре вам было известно?
– Я узнала о нем уже по прибытии в Вену.
– Сен-Арно воспользовался этим «Филиппом», чтобы убедить вас помогать ему. Кто ваш возлюбленный? – Уилл пожалел о том, сколь резко прозвучал этот вопрос.
Элоди лишь улыбнулась и пожала плечами:
– Что-то вроде того. Но довольно об этом. Я рассказала гораздо больше, чем вы мне, да и смеркаться начинает. К тому же скоро мы окажемся в Париже. Возможно, даже завтра. – Не сводя с него взгляда, она положила руку ему на ногу, заставив напрячься каждый мускул. – На случай, если нашим преследователям удалось выяснить, что произошло после Карлсруэ, нам нужно еще раз сменить обличье и войти в город на рассвете с толпой крестьян, направляющихся на Центральный рынок. Притворимся деревенской парой, которая хочет что-то продать, и никто не обратит на нас внимания. У меня имеется при себе простое платье. Могу переодеться прямо здесь, и на ночь мы остановимся на постоялом дворе в качестве мужа и жены.
Уилл шумно выдохнул. Невозможно не понять, что именно она предлагает, глядя на него пылающими от страсти глазами и выводя пальцами огненные узоры на его бедре. Нет причин отказываться. Если таким образом она хочет усыпить его бдительность, он готов рискнуть.
– Я уж думал, вы никогда этого не предложите, дорогой брат Инносент. Позвольте помочь вам переодеться.
– Не теперь. Я намерена помыться в реке, прежде чем надену чистое платье. – Она шутливо погрозила ему пальцем. – А вы оставайтесь здесь. И не подсматривайте!
Но ее смеющиеся глаза и ласковые пальцы говорили обратное. Не станет она возражать, если он понаблюдает за ее купанием. Уилл не смог бы остаться в стороне, даже если бы путь к реке ему преградила вся армия Наполеона.
Стояла ранняя весна, и вода была еще очень холодной. У Элоди мурашки побежали по коже, но она с радостью отдалась этому ощущению. Какое же счастье – помыться и снова надеть собственную одежду! Если повезет, к завтрашнему вечеру она уже отыщет Филиппа. Всякий раз, стоило ей лишь подумать об этом, ее тут же переполняло смешанное чувство радости и тревоги, камнем падающее в желудок. Но прежде нужно разобраться с Уиллом Рэнсли.
Элоди сожалела, что их путям суждено разойтись. Уилл оказался хорошим спутником и прирожденным рассказчиком, а в искусстве маскировки и побега значительно превосходил всех, кого она знала. Они стали добрыми товарищами. Невзирая на опасность, путешествие из Вены через Европу стало событием уникальным и завораживающим, подарком, о котором она будет помнить всю жизнь, ей не доведется пережить подобное еще раз.
Она понимала, что будет отчаянно скучать по нему, но у них нет совместного будущего. Париж манит, и расставание неизбежно, не лучше ли скорее покончить со всем этим?
Она надеялась, что финальную часть плана ей удастся осуществить, не впадая в излишнюю сентиментальность. Лично убедившись в том, какой он бдительный и наблюдательный, она отдавала себе отчет, что придется вести себя особенно осторожно, чтобы сбежать от него. Однако перед побегом она могла преподнести ему последний дар. И себе тоже. Нынче вечером она намеревалась подарить ему восхитительное наслаждение, заставив вознестись до луны и звезд. Наслаждение, которое он никогда не сможет забыть.
Привыкнув к холоду, Элоди зашла глубже в воду и быстро намылила волосы и тело. Несмотря на запрет, она не сомневалась, что он наблюдает за ней из-под крон деревьев, растущих на берегу реки. И решила устроить представление, чтобы раздразнить его аппетит. Содрогаясь от холода, побрела на мелководье. Медленным, плавным движением откинула назад мокрые волосы, зная, что они каскадом заструятся по плечам, и выставила вперед груди с затвердевшими сосками. Снова намылив кожу, обхватила их и принялась большими и указательными пальцами пощипывать скользкие соски, которые от чувственного томления напряглись еще больше. Схожее ощущение она испытывала и между ног. Прикрыв глаза, представила, как их ласкают его руки. Будет ли он лизать их языком или сразу проникнет в ее горячее, пульсирующее от желания лоно?
