Зайя воскликнула:
— В месяц кияк?!
— Неужели нашего бравого солдата испугают волны? — поднял бровь Нафа.
— Я не смогу поехать с вами в такую погоду, — возразила Зайя. — Но я не хочу разлучаться с Джедефом ни на миг, поэтому давайте останемся дома. Мне нужно задать ему столько вопросов!
Между тем все они заметили, что беззаботное настроение Джедефа вдруг улетучилось. Он стал говорить скупо, отвечать однозначно. Какая-то непривычная скованность овладела им, и непонятная тяжесть легла на его плечи. Нафа смотрел на него с тайной тревогой и спрашивал себя: «Что происходит с Джедефом? Сначала он был восторжен, затем вдруг стал печален… Возможно, он не ощущал одиночества, когда был поглощен своими армейскими тренировками.
А хочет ли он снова вернуться в казарму?» Но он счел необходимым пояснить встревоженной матери:
— Для Джедефа военная жизнь только начинается. Он пока не привык ко всем ее тяготам. Разумеется, путь этот не легок, но скоро Джедеф забудет о своем унынии, и к нему вернутся привычная радость и добрый нрав. — Решив, что, если Джедеф сходит посмотреть на его картины, это, возможно, пробудит угасшее веселье брата, он предложил: — Эй, отважный солдат, что ты скажешь насчет того, чтобы пойти ко мне в студию и полюбоваться произведениями искусства кисти твоего брата?
Зайя этому предложению воспротивилась:
— Нет! — закричала она. — Сегодня он никуда не пойдет!
Нафа замолчал, но ненадолго. Он достал большой лист папируса и камышовое стило и сказал брату:
— Я нарисую твой портрет в этой прекрасной белой форме и сохраню на память, чтобы взглянуть на него, когда твои плечи и грудь украсят знаки отличия командующего. Ты сиди спокойно, а мама пусть любуется тобой.
Все они провели великолепный день. По этому образцу проходили все последующие побывки Джедефа в начале каждого месяца, которые, казалось, сменяли друг друга в мгновение ока. Опасения Нафы развеялись, поскольку у юноши уже не было перепадов настроения, и он не предавался меланхолии. Он становился все крепче, мускулы налились силой. Джедеф становился все более привлекателен.
В сезон шему, жаркий и сухой, военная школа закрывалась, и это было счастливейшей порой для Зайи и Гамурки. Семья часто ездила в сельскую местность или северную дельту Нила — там мужчины охотились. Бишару стоял между своими сыновьями Нафой и Джедефом. Каждый держал в руках изогнутую палку, пока утка, не подозревая о том, что судьба уготовила для нее, не пролетала над ними. Они старались попасть в птицу, используя всю свою силу и навыки.
Бишару, оказавшись довольно ловким охотником, добывал дичи в два раза больше, чем его сыновья. Он посмеивался над Джедефом:
— Видишь, солдат, насколько хорош в охоте твой отец? Не удивляйся, ибо я когда-то служил офицером в армии царя Снеферу и был там не последним.
Эти охотничьи вылазки были истинным удовольствием, конечно, Бишару сводил Джедефа к пирамиде. Его основной целью было показать сыну свое влияние и власть — пусть он увидит почести, которые оказывали ему солдаты и служащие.
Нафа позвал Джедефа к себе в студию, чтобы показать ему свои работы. Юноша усиленно трудился, надеясь на то, что однажды его пригласят украшать новый дворец кого-либо из знати. Джедефу нравились творения Нафы, особенно свое изображение в белой военной форме, в котором художник прекрасно передал малейшие детали его лица и выражение глаз.
Сейчас Нафа писал портрет архитектора фараона Мирабу. Делая черновой набросок, он сказал Джедефу:
— Ни в одну картину я не вложил столько сил, сколько в эту…
— Ты рисуешь его по памяти? — спросил младший брат.
— Да. Я ведь могу лицезреть прославленного творца только во время народных гуляний и официальных праздников, на которых появляются придворные фараона. Но этого достаточно, чтобы сохранить его образ в моем сердце и душе!
— А что, если ты покажешь архитектору этот портрет, когда закончишь? Уверен, ему понравится и он пригласит тебя украшать какой-нибудь дворец. А, Нафа?
Нафа покачал головой и рассмеялся. «О милый мой брат! Как же ты наивен!» — подумал он.
Закончился еще один год, и Джедеф вновь вернулся в военную школу. Колесо времени продолжало вращаться, а жизнь семейства Бишару текла по своему предопределенному судьбой руслу, неся отца к старости, мать — к зрелости, Хени — к религиозному благочестию, а Нафу — к совершенству в изящных искусствах. Сам Джедеф размашистым шагом шел к превосходному овладению тонкостями военного дела — в школе у него была репутация самого способного ученика за все время ее существования.
Джедеф прогуливался по улице Снеферу, а нескончаемый поток прохожих замирал, чтобы полюбоваться на его белую армейскую униформу, высокую, стройную фигуру и изящное, красивое лицо. Он шел к студии Нафы, сына Бишару, имевшего диплом школы изобразительных искусств Хуфу. Молодой человек с интересом прочитал имя на табличке, словно видел ее впервые, и расплылся в улыбке. Войдя в дом, он увидел поглощенного работой брата, который, похоже, и не замечал, что происходило вокруг него. Смеясь, Джедеф окликнул его:
— Мир тебе, о великий создатель рисунков! Нафа обернулся, и на его мечтательном лице отразилось искреннее удивление.
— Джедеф! Какая приятная неожиданность! Как у тебя дела? Домой заходил?
Братья обнялись. Джедеф, усаживаясь на стул, который принес ему художник, сказал:
— Да, заходил, а потом отправился проведать тебя. Ты ведь знаешь, что твой дом для меня просто райский уголок!
Нафа расхохотался. Его лицо сияло от удовольствия.
— Как же я люблю тебя, милый Джедеф! Впрочем, одного не могу понять: разве офицеру, такому как ты, может нравиться мое тихое, идиллическое рабочее место? Куда подевался Джедеф, поклонник сражений и крепостей Пер-Усира и Пирамеса?
— Не изумляйся, Нафа. Я на самом деле солдат, но такой, который любит искусство так же, как мудрость и знания. Вы оба — ты и Хени — пробудили мой мозг и душу, и я не мыслю, как бы жил без ваших уроков!
Нафа был поражен.
— Представь себе, что ты наследник престола нашего царства! Ведь его тоже, прежде чем он займет трон, подготавливают, обучая мудрости, искусству и военному ремеслу… — Помолчав, он продолжил: — Священная проницательность превращает царей Египта в богов — так же как однажды она сделает тебя командующим, которому не будет равных. Поверь мне, брат.
На щеках Джедефа запылал румянец удовольствия. Он улыбнулся:
— Нафа, ты похож на нашу маму… Еще толком не зная, на что я способен, вы приписываете мне все лучшие качества! Смотрите, как бы я не возгордился раньше времени!
