Как ни странно, это открытие ничуть ее не расстроило. Что ни говори, а он ни в чем ее не обманул. Не нарушил никаких обещаний. Во всем виновата она сама и ее собственное глупенькое сердце. В их коротком страстном романе они оба пали жертвой собственных страстей и взаимного притяжения. Только вот последствия будут для каждого разными. Она, романтичная дурочка, возмечтала о свадьбе, а он… он просто искал наслаждений и находил их без каких бы то ни было обязательств. Трудно винить его в этом, впрочем, так же как и любого другого мужчину. Для него это так же естественно, как для нее — ожидать большего.
Наверное, удар оказался бы куда тяжелее, если бы Ларисса не скорбела об отце. Как ни парадоксально это звучит, но следует поблагодарить Винсента за то, что дал ей возможность отвлечься.
Он приходил в ее комнату ночь за ночью, и она узнала, что желание пьянит, как крепкое вино, и обходиться без его ласк все труднее. Недаром, затаив дыхание, ждала его прикосновений. Ему было неведомо, что в эти минуты она думала лишь о нем, и только наедине с собой Ларисса снова оплакивала отца. С каждым днем ей становилось все труднее скрывать печаль от проницательного брата. Видимо, поэтому Томас перестал спрашивать, почему отца так долго нет. И однажды она застала брата плачущим. Мальчик наконец осознал, что отец больше никогда не вернется. Но по молчаливому согласию они не хотели говорить об этом. Пока.
Поэтому Ларисса была благодарна Винсенту не только за то, что он предоставил им убежище на праздники, но и за все бесчисленные и разнообразные развлечения, не дававшие ей погрузиться в бездну отчаяния.
И все же она вот уже вторую ночь подряд запирала свою дверь. Больше она не ляжет в постель с Винсентом, особенно теперь, зная, что ничего другого ему от нее не нужно. Нелегко далось ей это решение. Другого, впрочем, она не ожидала. Однако Винсент приходил, как обычно, и тихо окликал ее из-за двери. Ларисса не отвечала, не могла ответить. Сердце нестерпимо болело при мысли о том, что его чувства к ней далеко не так сильны, как она надеялась.
Она промочила насквозь подушку, рыдая о том, каким прекрасным могло бы стать будущее…
Но ради Томаса приходилось делать вид, будто ничего не происходит. Вчера, в сочельник, она положила под елку купленные много месяцев назад подарки, и теперь, разбудив Томаса, потащила его в гостиную. Оказалось, что брат тоже припрятал для нее резные вещички, сделанные им самим для сестры и служанок Мары и Мэри, которые тоже присоединились к веселому обряду.
Для них, конечно, Рождество было грустным. Не то что в их родном доме, где царили веселье и радость. Но разве дело в подарках? Рождество — праздник семейный, праздник разделенной любви. И что поделаешь, если их семья сегодня неполна и родные тяжел переживают невозможность собраться вместе в этот главный в году день.
Мара и Мэри помогли им ненадолго забыться, охая и ахая над мастерством Томаса, совершенствующимся, по их мнению, с каждым годом, и над маленькими безделушками, подаренными Лариссой. Какое счастье, что она догадалась их купить задолго до того, как кончились деньги! Однако Мэри оставалась недолго. Она спешила на кухню. Ларисса сделала служанке лучший подарок, уговорив повара пустить ее в свои владения и не лишать удовольствия готовить рождественского гуся, лучше всего удававшегося Мэри. Ларисса не особенно беспокоилась, что Томас слишком разволнуется, хотя раньше он давно уже прыгал бы от счастья и носился по комнатам. Слава Богу, он хотя бы оправился от тяжелой болезни и постепенно набирался сил и энергии.
— Могу я поговорить с вашей сестрой? В дверях стоял Винсент, похоже, не слишком спешивший войти в комнату. Томас, которому и был адресован вопрос, даже не взглянул в его сторону.
— Нет, — спокойно ответил он, — если вы снова расстроите ее.
— Простите? — выдавил Винсент.
— У нее до сих пор глаза красные…
— Немедленно замолчи, Томас, — вмешалась Ларисса, пунцовая от стыда. — Мои слезы не имеют никакого отношения к барону, — добавила она и отвела глаза, не в силах лгать брату. — Пожалуйста, забери своих новых солдатиков и иди наверх. Я скоро приду.
Томас пронзил ее полным презрения взглядом, означавшим, что он прекрасно разгадал уловку сестры.
Но Мара, куда более тактичная, помогла ему собрать деревянных солдатиков, книги и почти утащила из комнаты. Винсент, однако, оказался не столь сообразительным или притворился, будто не понимает, в чем дело, потому что, едва оставшись наедине с ней, осведомился:
— Вы опять плакали из-за отца?
— Нет.
Настала его очередь вспыхнуть. Что ж, если он хочет правды, не стоило задавать лишних вопросов. И ей его не жалко. Настало время откровенного разговора. Он неоднократно избегал или уклонялся от ее намеков, когда они лежали в постели, а днем никак не представлялось возможности уединиться для беседы: слишком много было вокруг посторонних глаз. Но теперь в комнате никого нет, и он не целует ее до умопомрачения и не перебивает дурацкими смешными репликами, пока не настанет время снова зацеловать ее. Наоборот, настала его очередь засыпать се вопросами.
— Почему ты не ответила мне прошлой ночью?
— Наверное, по той же причине, что ты отказался отвечать мне, — обронила девушка.
— О чем ты толкуешь? Ларисса печально улыбнулась:
— Прекрати, Винсент, ты никогда не отличался тупостью. Это попросту тебе не идет. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о нашей свадьбе, ты тут же менял тему. Я мигнуть не успевала, как мне затыкали рот, и весьма ловко. Что ж, значит, этот предмет мы обсуждать не будем. И поскольку мне достаточно ясно дали это понять, нет ничего удивительного в том, что отныне моя дверь останется запертой.
Винсент, нахмурившись, шагнул к ней, но Ларисса повелительно подняла руку и отступила. Она не позволит ему коснуться себя, однако не потому, что теперь все окончательно выяснилось и он действительно не собирался жениться на ней. Нет. Она боялась себя. Собственной слабости. Боялась вновь растаять в его объятиях. Ей следует научиться презирать его. Снова. И уж разумеется, не стоит с замиранием сердца ждать его уверений в том, что все будет хорошо и она стане г его женой. Но она все равно ждала.
— Тебе ведь не хочется, чтобы мы расстались, верно? Опять он пытается пустить в ход один из своих бесчисленных тактических приемов, включая вкрадчиво-хрипловатый голос. Сумеет ли она противостоять ему?
— Не хочется. В отличие от тебя. Останется ли все по-прежнему или мы сегодня же распрощаемся, зависит от тебя. Я только следую зову своего сердца — И твое сердце подсказывает не прогонять меня. Тут он прав. Ларисса и не подозревала, что успела полюбить его так сильно. А ведь все началось с мыслей о том, как было бы прекрасно выйти за него замуж. Он сумел завоевать сначала ее сострадание, а потом и сердце. То притяжение, которое она испытывала к нему, было престо еще одним благом… или проклятием.
