В середине августа Жанна и Мэри вернулись с берегового вала и обнаружили во дворе конюшни множество незнакомых лошадей.
– Он приехал! – вскричала Жанна. – Мой брат приехал со своими друзьями.
Она соскочила с лошади и побежала к дому, даже не подобрав шлейф амазонки. Мэри тоже заспешила, хоть и несколько более степенно. Жанна так много рассказывала о Филиппе, что Мэри не терпелось познакомиться с ним.
– Он такой красивый, Мэй-Ри, такой очаровательный! А как он умеет смешить! Он самый замечательный брат во всем мире. Ты в него моментально влюбишься, вот увидишь.
Приближаясь к дому, Мэри услышала мужские голоса и смех.
Она остановилась, внезапно осознав, что лицо у нее потное, а платье – обноски из гардероба Жанны – плохо сидит. Она обтерла лицо носовым платком, затем с его же помощью стряхнула пыль с платья. Приведя себя, насколько возможно, в порядок, она, тем не менее, не двинулась с места. Ей было страшно.
«Не будь такой нюней, Мэри Макалистер, – внушала она себе. – Они же всего-навсего люди. А кроме того, никто и не собирается обращать на тебя внимание. Ну-ка, бери ноги в руки и марш туда!»
Но все же она не могла шелохнуться. До сих пор Мэри встречала очень мало мужчин и не знала, как вести себя с ними. «Это все Жанна виновата, – подумала она. – Знай только и говорит о нежностях, поклонниках, залогах любви. Это из-за нее я нервничаю. У меня ноги подкашиваются. И если я немедленно не поднимусь по этим ступенькам и не войду в комнату, то через минуту вообще разучусь ходить. Жаль только, что у меня такой разгоряченный и растрепанный вид!»
Но несмотря на все ее страхи, юное сердце Мэри билось с радостным волнением, отчаянно стремясь быть допущенным в мир флирта, влечений, встреченных взоров, постижения некоей особой, несказанной сердечной связи. И вот ее левая нога сделала неуверенный, нетвердый шаг вперед, потом шагнула и правая, а затем ноги проворно прошли остальную часть тропки и взлетели по лестнице на широкую, тенистую веранду.
Мэри остановилась у высоких застекленных дверей, ведущих в столовую, и чуть посторонилась, прежде чем войти. Она осторожно повернула голову и с любопытством заглянула внутрь: сколько же там людей, сможет ли она узнать Филиппа по описанию Жанны и, наконец, где же сама Жанна? Среди других голосов Мэри расслышала ее смех – звонкий и чистый, как звон хрустального графина о бокалы. Этот звон тоже доносился из комнаты. Ее глаза нашли Жанну совсем неподалеку. Мэри глубоко вдохнула и шагнула через порог. Но тут она увидела стоящего рядом с Жанной мужчину. Высокого и стройного, в белых брюках для верховой езды и легком черном сюртуке. Он чуть наклонился, чтобы лучше расслышать слова Жанны. Взор Мэри остановился на нем в то мгновение, когда он выпрямился в полный рост, откинул голову назад и рассмеялся.
Это был он. Тот самый мужчина, которого она увидела с палубы парохода, тот, кто спас ее от хулигана в ужасную, кошмарную ночь в Новом Орлеане. Тот, чье лицо и фигура возникали в ее сознании всякий раз, когда Жанна вздыхала и говорила о любви. «Мне, должно быть, все это просто чудится», – сказала Мэри про себя. Но голос его был отчетлив, глубок и силен, в нем слышался едва сдерживаемый смех. Она отчетливо слышала этот голос. Все другие голоса в комнате сливались в неясный шум. Тогда он сказал ей всего несколько слов, но она запомнила его голос на всю жизнь. Мэри отпрянула от двери. Чтобы удержаться на ногах, она оперлась о стену. «Я не могу войти туда. В таком виде не могу. Не могу показаться ему грязной, неуклюжей, нервной. То, что он здесь, в том же доме, где я, – это как сбывшаяся мечта. Я смогу познакомиться с ним, узнать его имя, услышать, что он говорит. Но только не сейчас». Подобрав юбки, она побежала за угол дома, прочь от столовой, в другую дверь. По лестнице для слуг она вбежала в свою комнату, где можно было помыться, переодеться и смочить пылающие щеки розовой водой.
Она услышала шуршание лошадиных копыт по гравию перед домом и решила, что приехал кто-то еще. Потом она услышала снаружи голоса. Один из голосов принадлежал ему.
– Нет, – вслух произнесла Мэри. – Я уже почти готова. Подожди. – Она выбежала из своей комнаты на верхнюю галерею и посмотрела сверху на происходившее внизу. Там сбились в кучу лошади, грумы, мужчины в шляпах. Все они были в явной растерянности. Мэри переводила взгляд с одного лица на другое, но ни одного не могла разглядеть толком.
Жанна держала под руку мужчину в коричневом сюртуке. Он качал головой и пытался высвободиться. Тогда Жанна топнула ногой. Он повернулся к ней спиной и вскочил на гнедого коня.
Человек, которого высматривала Мэри, спустился с нижней веранды и стремительно подошел к Жанне. Его лицо было прикрыто широкими полями шляпы, но Мэри не нужно было видеть лицо, чтобы узнать его. Его движения были четкими, быстрыми, ловкими; по всей видимости, они не стоили ему каких-либо усилий. В нем было больше грации, чем в обычном мужчине, он был похож на могущественного леопарда в джунглях. Мэри вспомнила, как с быстротой молнии появился клинок, спрятанный в трости; вспомнила расчетливые движения этого клинка, столь быстрые, что глазу невозможно было за ними уследить. Она подумала о его широкой пружинящей походке, когда он поднимался на корабль, – тогда она впервые увидела его. Нет, видеть его лицо не было никакой нужды. Только один человек на свете мог так двигаться.
Она смотрела на него, радуясь свободе, предоставленной ей укрытием, откуда она могла наблюдать за происходящим. Ее взгляд скользил по его плечам и спине и по рукам вниз, до самых ладоней. На мизинце левой руки был перстень – золотой, с плоским овалом на месте камня. Рука Мэри двинулась вбок, ее средний и большой пальцы потянулись навстречу друг другу, делая еле заметные вращательные движения, будто она переворачивала кольцо, рассматривала его, соприкасаясь руками с его обладателем.
Он же, протянув правую руку, приподнял ладонь Жанны вместе со своей, и Мэри показалось, будто ее ударили кулаком в самое сердце. Он поклонился, поднеся руку Жанны чуть не к губам. Мэри так яростно сжала широкие перила веранды, что у нее заболели ладони. Потом он повернулся, принял вожжи, протянутые грумом, и одним плавным, быстрым движением взмыл в седло. Мэри отвернулась, чтобы не видеть, как он уезжает. Она ощутила на горле горячую влагу и поняла, что по лицу ее катятся слезы. Она ненавидела Жанну Куртенэ.
– Мэй-Ри, я тебя повсюду разыскиваю. Что ты делаешь в своей комнате, да еще с закрытыми шторами? Почему ты не пришла поздороваться с Филиппом и его друзьями? Мне тебя недоставало.
Мэри прикрыла глаза руками, закрываясь от света, который ворвался в комнату вместе с Жанной, когда распахнулась дверь. Ей хотелось заткнуть уши. Голос Жанны был слишком громким, слишком веселым, слишком уверенным в дружбе Мэри.
