— Включая и мое с ним родство, — деревянным голосом уточнила Ноэль.
— Да, и это тоже. Девятнадцать лет назад Бариччи стал любовником Лиз Бромли, вы стали плодом их связи. Но я не мог понять, почему вам понадобилось видеть его именно теперь. Лишь узнав, как вы умны, любознательны, смелы, я пришел к единственно правильному выводу: вам захотелось убедиться лично, что все обвинения в его адрес справедливы. И вы узнали правду. Но я должен был увериться в своей правоте.
— И это как раз то, что вы делаете теперь? Пытаетесь увериться в своей правоте?
— Не только теперь, — возразил Эшфорд. — А с самого начала. Это началось, когда я представился вам, и затем все время, пока мы ехали в Лондон. И весь день, что мы провели вместе.
— А поезд? — начала Ноэль изумленно. — Вы намеренно сели в наше купе? Но откуда вам могло стать известно, что я поеду именно в этот день? Я и сама не знала этого заранее и приняла решение в последний момент.
— Я и не знал. Вот тут — чистое совпадение. Я знал только по описанию знакомых, как выглядела Лиз Бромли, и тотчас же узнал вас.
— Так вот почему вы пожелали познакомиться и подружиться со мной? — К горлу подступила тошнота.
— Да, но только вначале. Я надеялся вытянуть из вас кое-какую информацию. Но потом возникло наше взаимное влечение, и это чувство уже зажило собственной жизнью. К тому времени, когда я упросил родителей пригласить вас в Маркхем, у меня уже не оставалось ни сомнений, ни задних мыслей.
— Задних мыслей? Каких задних мыслей? И какую информацию вы хотели получить от меня? Конечно, ваша осведомленность значительно превосходит мою, потому что я никогда прежде не встречала этого человека. И что моя информация могла вам дать? И почему вы не задали мне ваши вопросы сразу же? — Внезапно догадка осенила Ноэль. — Вы хотели проверить, не пропустили ли чего-то важного, хотели сложить те кусочки головоломки, которые включали меня? Вы подумали, что, возможно, я тайно вступила во взаимоотношения с Бариччи и теперь помогаю ему в его темных делах? Значит, вы поверили… — Она отпрянула от него и ударила Эшфорда по руке, когда он попытался удержать ее: — Вы презренный обманщик!
— Постойте, Ноэль! — Эшфорд притянул ее к себе, не обращая внимания на то, что она изо всех сил рвалась из его рук. — Я никогда не верил в вашу причастность к его делам. Я просто занимался своим делом! Черт возьми, перестаньте бить меня! — выкрикнул он, когда она нанесла ему удар кулаком в грудь.
— Вы вовсе не знаете, о чем я думаю и что воображаю! огрызнулась она, пытаясь вырваться,
— Ваша вздорная головка, — он все крепче сжимал ее в тесном кольце рук, — подсказывает вам неверные выводы. Не заблуждайтесь! То, что происходит между нами, реально! — Внезапно голос Эшфорда приобрел мягкость и нежность, а его прикосновения стали ласкающими. Он повернул Ноэль лицом к себе и прижался губами к ее волосам.
Наконец она перестала рваться из его объятий и даже робко прижалась к нему.
— Послушайте меня, — настойчиво повторял он, — Послушайте и поймите.
Она молчала.
— Вы должны согласиться, — продолжал он решительно. — Потому что я не дам вам уйти, прежде чем не скажу всего. Меня не волнует гнев вашего отца, даже если он застанет вас в моих объятиях и убьет.
Несмотря на свой гнев и обиду, Ноэль не смогла удержаться от улыбки:
— Папа не расправляется с людьми с такой легкостью, Возможно, он просто сломает вам несколько ребер.
— Очень забавно… Ноэль, я расследую грязные дела. Я работаю на страховую компанию. Да, я чертовски хорошо работаю. Моя интуиция редко меня подводит. И насчет Бариччи я тоже не ошибся. Каждое его движение, каждый жест вызывают подозрения и требуют ответных действий, то есть расследования.
— Например, почему он вдруг пожелал увидеть свое дитя, которое не признавал и которым не интересовался восемнадцать лет?
— Совершенно верно. Я был почти уверен, что вы никогда не встречались с ним. Иначе я знал бы это. Но у меня не было уверенности в том, что вы не переписывались. Тогда Бариччи мог сообщить вам о своих намерениях и даже обманом заставить помогать себе. У вашего отца, я имею в виду вашего настоящего отца, Эрика Бромли, пояснил Эшфорд, — большие связи. У него много богатых и влиятельных друзей, а их роскошные дома полны…
— Да, дорогих картин, — продолжила Ноэль. — Я могла бы представить Бариччи списки этих ценнейших произведений искусства, а также указать, где именно они висят в этих богатых домах и где он мог бы, найти бесчисленные и бесценные сокровища.
— Но ведь тогда я не знал вас, — мягко возразил Эшфорд, проводя рукой по ее волосам. — Когда я сел на этот поезд в Саутгемптоне и увидел вас, единственное дитя Бариччи, направляющейся в Лондон с какой-то тайной целью, я ведь и понятия не имел о том, какая вы.
— А когда вы пришли к выводу, что я не связана с Бариччи деловыми отношениями?
— Тотчас же. Стоило мне побыть в вашем обществе пять минут, и я тотчас же отбросил прочь свои подозрения. Но признаюсь, для полной уверенности я решил еще понаблюдать за вами. Но я никогда не верил, что вы способны на сознательный обман или на преступление. — Его губы дрогнули в улыбке. — Вы чертовски честны. Кроме, конечно, тех случаев, когда речь идет об игре в карты.
— Вы хотите сказать, что обвиняете меня в шулерстве?
— Гм-м… Никто не может обыграть меня в пикет. Должно быть, вы все-таки жульничали.
— Вы высокомерный и самонадеянный тип! — Ноэль потерлась щекой о его плащ. — Я просто блестяще играю в карты.
Эшфорд отвел с ее лба густую прядь черных как смоль волос и обнял ее за шею:
— Вы блестящая личность и блестящая женщина. Скажите, что поняли меня и не сердитесь.
— Я поняла вас.
— Скажите, что я прощен.
— Ну это как сказать! — Руки Ноэль легли ему на плечи, и она отстранилась, глядя ему в глаза — Что вы имеете в виду? От чего зависит мое прощение?
— От того, поцелуете вы меня или нет, — ответила она, и в глазах ее заплясали смешинки. — Если вы это сделаете, я окончательно прощу вас.
— Господи, Ноэль, вы искусительница! — Его губы прильнули к ее губам, и их жаркий и бесконечно долгий поцелуй, от которого по жилам ее потек огонь, казалось, будет длиться вечность.
С приглушенным стоном Эшфорд поднял ее, оторвал от земли и прижал к себе с неистовой страстью. Их тела были так близко друг от друга, как только позволяла их громоздкая зимняя одежда, и Ноэль таяла в его объятиях и отвечала на его страсть так же пылко.
— Господи, я хочу вас, — пробормотал Эшфорд. Его дрожащая рука, проникнув под накидку, коснулась ее груди, нащупала отвердевший сосок; восстававший и поднимавшийся под его прикосновениями. — Я хотел бы уложить вас на траву прямо здесь и сейчас любить вас. Ах, Ноэль…
