— Для принцессы намечается выгодное замужество?
Епископ рассматривал свои пухлые коротенькие пальцы, унизанные тяжелыми драгоценными перстнями. «Нет, — решил Анри, — я на неверном пути. Не замужество». Он ловко перевел разговор на другую тему.
— Есть ли какие-нибудь сведения о том, когда король объявит Стефана своим наследником?
Лицо Роджера пожелтело.
— Я сказал все, что тебе положено знать, — прошептал он, и его глаза тревожно заметались по шатру. — Нам не следует говорить здесь о подобных делах.
— Я должен выяснить это, — настаивал аббат. — Никто из нас — ни я, ни Стефан — не понимает, в чем задержка. Здоровье короля уже не очень крепкое, а королева до сих пор бесплодна. Такая ситуация просто обязывает его назначить наследника сейчас. Вы сами говорили мне об этом множество раз…
Епископ предостерегающе поднял руку.
— Неважно, что ты слышал от меня прежде. — Дрожащей рукой он потер лоб. — Послушай, Анри, говорю тебе, как другу: Стефан не будет королевским наследником. — Внезапно епископ сжал губы, будто опомнившись, что сказал слишком много. — А теперь оставь меня, я не могу больше ничего тебе рассказать. — Он с трудом поднял свое грузное тело со скамейки.
— Стефан не будет наследником? — Аббат уставился на епископа, не в состоянии поверить услышанному. По его спине пробежал ледяной озноб. Потрясение было так велико, что впервые за свою жизнь Анри не в состоянии был говорить.
— Но… но Стефан должен им быть, — наконец произнес он. — Кто же еще, если королева не забеременеет?
— Ничего не знаю. Давай оставим этот разговор, — пробормотал епископ.
— Пожалуйста… умоляю вас сказать мне, кто будет царствовать после короля Генриха. Почти целый год вы поддерживали наши надежды. Я думал, вы помогали Стефану.
Епископ вздохнул.
— Можешь мне верить: я способствовал твоему брату, насколько мог… но все бесполезно. Стефан не будет царствовать. — Он тяжело зашагал к двери палатки.
— Наследником станет Роберт Глостерский? — Аббат вскинул голову, как змея, готовая ужалить. — У короля настолько помутился разум, что он хочет навязать королевству внебрачного ребенка от валлийской наложницы? — прошипел он. — Никто его не поддержит, это я вам обещаю.
— Нет, нет, не Роберт.
— Тогда кто же? Больше некому. Вы должны сказать мне! — Все его планы внезапно рушились. Аббат вне себя необдуманно схватил прелата за плечи: — Почему Стефан не будет королем? Почему?
— Ты осмелился поднять на меня руку? Ты с ума сошел! — Епископ вырвался из рук Анри и стал громко звать прислужника: — Уолтер, Уолтер!
Монах ворвался так быстро, что Анри догадался: тот подслушивал под дверью. Анри опустил руки. Он допустил непростительное нарушение, для него было абсолютно несвойственно до такой степени потерять над собой контроль.
— Простите меня, ваша светлость, за то, что я так забылся. Каюсь. Я приму любую епитимью, которую вы сочтете нужным наложить на меня за этот проступок. — Сдерживая гнев и скрывая досаду за холодной улыбкой, аббат поклонился и вышел.
Потрясенный, он бесцельно брел по лагерю. Да простит ему Господь, но Анри хотелось бы вытрясти из епископа Солсберийского больше сведений. Он все еще не мог поверить в то, что услышал. Просто невозможно, чтобы Стефан не стал королевским наследником.
Еще более года назад, как только он закончил обучение в монастырской школе Клюни и приехал в Англию, Анри рассчитывал, что его брат со временем станет править — если королева останется бездетной. Кровь закипала в его жилах, голова, казалось, вот-вот разорвется. Окончательные цели Анри относительно его церковной службы зависели от того, будет ли Стефан коронован, — а иначе он вряд ли будет назначен архиепископом Кентерберийским, когда освободится престол. Занимая эту высокую должность, он мог бы фактически управлять государством, используя брата, так как всегда умел склонить Стефана на свою сторону. Затем церковь взяла бы в свои руки верховную власть над Англией. Анри никогда не сомневался в том, что его собственные интересы выражают интересы Бога. Для чего еще он был рожден на свет, как не затем, чтобы воздавать почести Господу нашему, управляя церковью?
Ничто не должно помешать ему в достижении тех высоких целей, которые он поставил перед собой. Ничто и никто! Он взглянул в темное небо и внезапно подумал: а что, если Бог оставил его? Невозможно… Анри подавил предательские мысли прежде, чем они укоренились. Разве он не был Его достойнейшим слугой? Разумеется, да. Тогда все остальное неважно.
Неистовствуя в ночи, аббат Анри осознавал всем своим существом, что он должен увидеть брата на английском троне, чего бы это ни стоило.
Позже, этой же ночью, глубокий сон незаконнорожденного королевского сына Роберта, графа Глостерского, был прерван Брайаном Фитцкаунтом.
— Прости, что разбудил тебя, Роберт, — прошептал Брайан, — но короля опять мучают ночные кошмары. Он жалуется на острые боли в желудке и зовет тебя.
— Одну минуту. Я сейчас выйду.
Не совсем протрезвевший Роберт протер глаза, поднял с тюфяка свое коренастое тело, потянулся за туникой и башмаками и на цыпочках прошел через шатер, переступая через спящего кузена Стефана и близнецов де Бомон. Выйдя наружу, он наклонился над деревянной бадьей и плеснул в лицо водой, чтобы окончательно проснуться. Потом торопливо скользнул в тунику и надел башмаки.
— Что случилось? — спросил Роберт Брайана по дороге, когда они шли через спящий лагерь. Обычно, когда король болел, они с Брайаном ухаживали за ним по очереди. Сегодня дежурил Брайан.
— Я, как всегда, играл королю на лютне перед сном, но когда он заснул, у него начались кошмары. Его постоянные кошмары.
— Возможно, сегодня было слишком много волнений, — предположил Роберт, — приезд дочери и все остальное…
— Скорее похоже, что всему виной вареные миноги, ведь лекари предостерегали его, чтобы он не прикасался к ним. Вспомни, как он недавно болел, объевшись ими? Но когда ему чего-нибудь хочется, кто же осмелится возражать?
«Никто», — подумал Роберт. Когда они подошли к королевскому шатру, изнутри доносились стоны отца; лица стражников, охраняющих вход, были встревожены. В шатре на перине метался король, лицо его было покрыто испариной, которую обтирал влажной полотняной салфеткой склонившийся над ним оруженосец. Было темно, и только единственная свеча отбрасывала длинную тень.
— Отец, сир, я здесь. — Роберт опустился на колени перед кроватью.
— Мой сын! — с трудом пытаясь сесть, король цепкими пальцами ухватился за плечо Роберта. — Боже, дай мне силы… я опять видел этот ужасный сон!
