– Мы не можем на это пойти.
– Но нельзя представить в качестве ответчика газету, – жестко произнес Гидеон, отодвинув тарелку. – Я потратил не менее двух часов на чтение нескольких экземпляров вашей газеты, мисс Дункан, и полагаю, у вас и ваших сестер достаточно здравого смысла и вы хорошо понимаете, что вам не удастся избежать выступления в суде.
Мысль Пруденс лихорадочно работала. Уж не подвох ли это? Или он снова играет с ней в кошки-мышки?
– Мы не можем выступить в суде, сэр Гидеон. Для газеты наша анонимность имеет решающее значение.
– Почему?
Он поднял свой бокал и смотрел на нее через стекло.
– А у вас, сэр Гидеон, я думаю, достаточно здравого смысла, чтобы самому ответить на этот вопрос. Мы не можем раскрыть свои имена, поскольку распространяем идеи определенного толка и потеряем своих читательниц сразу же, как только они узнают, что именно мы их распространяем. Успех газеты целиком зависит от анонимности нашего авторства.
– Ах вот оно что! Могу согласиться, никто не признается, что стал мишенью иронии, а иногда и язвительности вашего пера и статей в «Леди Мейфэра».
– Я бы возразила против слова «язвительность», – сказала Пруденс, слегка покраснев. – Ирония возможна, мы не терпим глупости, а что касается злобы, то ее у нас нет.
– Язвительность и злоба не одно и то же, – промолвил сэр Гидеон.
– Для меня эта разница почти неуловима, – возразила она ледяным тоном.
Он поднял брови и пожал плечами.
Пруденс потребовалась целая минута, чтобы восстановить душевное равновесие. Она сознавала, что и Констанс, и сама она не стесняются проявлять свое язвительное остроумие, но чаще всего в жизни. У Честити был свой круг читателей, но даже она, самая мягкосердечная из сестер, иногда позволяла себе язвительную иронию по отношению к светскому притворству или вопиющей глупости, особенно если кто-нибудь выказывал обиду по поводу ее иронических высказываний. В газете же они, разумеется, зло высмеивали эти человеческие слабости, но никогда не называли имен. Пока Пруденс собиралась с мыслями, он снова заговорил.
– Мисс Дункан, если вы не можете себя защитить, ваша газета обречена, она перестанет существовать. Если вам придется отказаться от своей анонимности, то и в этом случае вашей газете крышка. – Он поставил свой бокал. – А теперь скажите, какую помощь я могу вам оказать.
Итак, он считает, что выиграть процесс они не смогут. Но зачем тогда играть с ней в кошки-мышки? К чему этот изысканный обед? Неужели только для того, чтобы посмотреть, как она извивается, будто бабочка, наколотая на булавку? Но каковы бы ни были его резоны, она их не примет, не сдастся, не позволит ему довести его игру до конца.
Пруденс снова сняла очки и принялась протирать линзы салфеткой.
– Может быть, сэр Гидеон, мы просим о невозможном, но мне говорили, что именно вы специализировались на делах, которые невозможно выиграть. Мы не хотим потерять «Леди Мейфэра». Газета даст нам возможность существовать. Для нас это вопрос жизни. Она и наше посредническое агентство. Нам никогда бы не удалось заполучить клиентов из нашего общественного слоя, если бы они узнали, с кем имеют дело. Вы должны это понимать.
– Посредническое агентство – это нечто вроде подбора пар, и вы рекламируете его в своей газете? Не предполагал, что вы сами этим занимаетесь. – В его голосе прозвучали нотки недоверия.
– Хотите верьте, хотите нет, сэр Гидеон, – холодно сказала Пруденс. – Вы и не представляете, каких людей нам удалось соединить. Совершенно разных.
Она умолкла, потому что в этот момент лакеи принесли телячьи отбивные и наполнили бокалы отличным кларетом.
Гидеон глотнул вина, отправил в рот кусочек отбивной и, слегка покачав головой, сказал:
– Вы и ваши сестры, несомненно, обладаете предпринимательским талантом.
Пруденс, все еще держа свои очки па коленях, посмотрела на него близорукими глазами и тотчас же осознала свою ошибку. Как только она снимала очки, выражение его лица немедленно менялось, и это ее нервировало. Она снова их надела и теперь воззрилась на него и между ее бровями обозначилась суровая складка, взгляд за толстыми линзами стал жестким. В выражении ее лица проглядывала убежденность и полная решимость сделать невозможное возможным.
– Не важно, склонны мы к предпринимательству или нет, но мы должны выиграть этот процесс. Тут не может быть двух мнений.
– Вы так думаете? – Гидеон медленно кивнул. – И я должен выставить вместо ответчика листок бумаги. Допустим, мы с этим как-нибудь справимся. Но есть еще одна сложность. Вы выдвигаете человеку обвинения в подлоге и мошенничестве. А где доказательства?
– Я уже говорила вам, сэр Гидеон, что у нас есть прекрасная идея относительно того, как найти доказательства.
– Простите меня, мисс Дункан, но я не уверен, что ваше ручательство – достаточное основание.
– Вы убедитесь в моей правоте. Но пока я не могу раскрыть вам карты. – Она сделала небольшой глоток вина и наклонилась к сэру Гидеону: – Нам нужен адвокат вашего класса. Сэр Гидеон, мы предлагаем вам дело, которое вы можете счесть вызовом вашему профессионализму. Мои сестры и я не беспомощные ответчики. Мы способны действовать решительно, если речь идет о том, чтобы защитить себя.
– А способны ли вы платить мне, как положено, мисс Дункан?
Теперь он смотрел на нее с нескрываемой насмешкой, чуть-чуть приподняв брови.
Пруденс не ожидала этого вопроса, но ответила мгновенно и без колебаний:
– Нет.
Он кивнул:
– Я так и думал.
Складка между бровями Пруденс обозначилась резче.
– Откуда вы могли знать?
Он пожал плечами:
– Деловое чутье, мисс Дункан, – часть моей работы. Полагаю, что ваш зять Макс Энсор не предложит вам помощи.
Кровь бросилась Пруденс в лицо.
– Констанс... мы... мы никогда не обратились бы к нему за помощью, и он это знает. Это наше дело. Констанс независима от своего мужа в финансовом отношении.
– Необычно. – Его брови поднялись чуть выше.
– А мы вообще необычные женщины, сэр Гидеон. Именно поэтому и предлагаем вам взяться за это дело. Если мы выиграем – а мы выиграем, потому что наше дело правое, – тогда расходы разделим поровну и заплатим вам столько, сколько вы скажете. Но наша анонимность должна быть сохранена.
– Надеетесь выиграть, потому что ваше дело правое? – Он рассмеялся, и в смехе его прозвучали глумливые нотки. – А что, собственно, заставляет вас рассчитывать на справедливость в суде? Не будьте наивной, мисс Дункан.
Пруденс холодно улыбнулась.
– Вся надежда на вас, сэр Гидеон, королевский советник. Вы умеете выигрывать самые трудные дела. И вам это нравится. Нас загнали в угол, и если мы проиграем, то потеряем источник дохода, средства к существованию, наш отец утратит иллюзии и тем самым мы нарушим волю матери. Неужели вас не привлекает возможность принять участие в таком сражении?
