— Я не это имел в виду, — ответил первый министр. — Но я считаю, что мне, как первому министру, должна быть предоставлена возможность время от времени являться пред очи нашего повелителя, с тем чтобы выполнить свои обязанности как можно лучше.
— Прошу прощения, но фараон ведь вас принимает.
— Такая возможность предоставляется мне крайне редко, и вы обнаружите, что мне неведомо, как поступить, чтобы вручить нашему повелителю петиции, коими заполонены правительственные учреждения.
Распорядитель внимательно смотрел на него некоторое время, затем сказал:
— Быть может, они касаются храмовой собственности?
В глазах первого министра вдруг вспыхнул огонь.
— Вот именно, сударь.
— Фараон не желает слышать ничего нового относительно этого предмета, — тут же ответил Софхатеп, — ибо он уже сказал свое последнее слово.
— Политика не знает, что такое последнее слово.
— Это вы так думаете, — резко ответил Софхатеп, — и может случиться так, что я не разделяю вашего мнения.
— Разве храмовая собственность не переходит в наследство по традиции?
Софхатеп был недоволен, ибо почувствовал, что первый министр собирается втянуть его в разговор, в котором он не хотел участвовать. Воистину, он только что совершенно ясно дал понять о своем несогласии и тоном, не оставлявшим сомнений, сказал:
— Я доволен тем, что воспринимаю слова нашего повелителя буквально, и не стану обсуждать их.
— Самыми верными его подданными являются те, кто предлагает ему здравые и искренние советы.
Распорядителя двора фараона весьма рассердили эти колкие слова, но он подавил свой гнев и, не выдав уязвленной гордости, заявил:
— Я знаю, в чем заключается мой долг, о Богоподобный, но судьей тому может быть лишь моя совесть.
Хнумхотеп вздохнул от отчаяния, затем тихо и смиренно сказал:
— Ваша совесть вне всяких подозрений, почтенный сударь. Я никогда не сомневался ни в вашей преданности, ни в мудрости. Может быть, я именно поэтому решил просить у вас совета в этом вопросе. Если же вы считаете, что это идет вразрез с вашей преданностью, тогда мне, к сожалению, придется обойтись без вас. Я хочу просить вас лишь об одном.
— Что это за просьба, повелитель? — поинтересовался Софхатеп.
— Мне хотелось бы, чтобы вы обратили внимание ее величества царицы на то, что я желаю удостоиться чести быть принятым ею сегодня.
Софхатеп опешил и с удивлением уставился на первого министра. Хотя этот человек, выражая такую просьбу, и не перешел границ дозволенного, она оказалась совершенно неожиданной, и распорядитель не знал, как поступить.
— Я прошу об этом как первый министр царства Египет, — твердо добавил Хнумхотеп.
Софхатеп встревожился.
— Может, мне лучше подождать до завтра, дабы сообщить фараону о вашем желании?
— Никоим образом, почтенный сударь. Я хочу заручиться поддержкой ее величества царицы, с тем чтобы преодолеть преграды, вставшие на моем пути.
Это прекрасный случай, который я не могу упустить, дабы служить фараону и моей стране.
Софхатепу не оставалось ничего иного, как ответить:
— Я немедленно сообщу ее величеству о вашей просьбе.
— Я дождусь вашего посыльного, — сказал Хнумхотеп, пожимая Софхатепу руку.
— Как вам угодно, мой повелитель, — ответил распорядитель.
Оставшись один, Хнумхотеп нахмурился и стиснул зубы так крепко, что его широкий подбородок стал похож на гранитную плиту. Глубоко задумавшись, он начал расхаживать по комнате. Он не сомневался в преданности Софхатепа, но не очень рассчитывал на его храбрость и решимость. Хнумхотеп пригласил распорядителя потому, что хотел сделать все возможное, но он почти не надеялся на благополучный исход. Не без волнения он задавался вопросом, удовлетворит ли царица его просьбу, пригласив к себе. Как же ему поступить, если она откажет? К царице следовало относиться серьезно. Возможно, ее острый ум распутает туго завязанный клубок и не допустит разрыва отношений между фараоном и жрецами. Нет сомнений, Нитокрис известно о недостойном поведении юного фараона и она серьезно огорчена этим. Ведь она царица, славившаяся проницательным умом, к тому же она жена, переживающая радости и печали так же, как все жены. Разве недостойно сожаления то, что храмовая собственность конфискуется, отнимается у храмов, чтобы поступления от нее швырнуть к ногам какой-то танцовщицы?
Золото через окна и двери устремилось во дворец на острове Биге. Лучшие мастера страны стекались туда и работали днем и ночью, изготавливая мебель для покоев дворца, драгоценности для его хозяйки, украшения для ее одежды. А где… где же фараон? Он покинул жену, гарем, своих министров и больше ничего не желал, кроме как проводить время во дворце этой обольстительной шлюхи.
Хнумхотеп тяжело вздохнул и пробормотал про себя: «Тот, кто восседает на троне Египта, не должен проводить время в праздности».
Вскоре он погрузился в глубокие размышления, но ему не пришлось долго ждать, ибо вошел его распорядитель и просил разрешения принять посыльного из дворца. Первый министр разрешил ему войти. Он ждал появления этого человека затаив дыхание, ибо, несмотря на сильную волю и стальные нервы, в это решающее мгновение у него задрожали губы. Вошел посыльный и в приветствии склонил голову.
— Ее величество царица дожидается вас, — кратко сообщил тот.
Хнумхотеп тут же собрал кипу петиций и направился к своей коляске, которая умчала его во дворец. Он не ожидал, что посыльный явится столь быстро. Царица явно испытывала беспокойство и печаль, мучительную боль от своего одинокого заточения. Несомненно, она изо всех сил пыталась сохранять самообладание, хотя на нее давила тяжесть оскорбления и лишения. Она размышляла, скрываясь под суровой маской спокойствия и гордости. Хнумхотеп почувствовал, что царица разделяет его мнение и смотрит на события глазами жрецов, а также всех сообразительных граждан страны. Как бы то ни было, он выполнит свой долг и оставит дальнейший ход событий на усмотрение богов.
Оказавшись у дворца, первый министр немедленно отправился в покои царицы. Вскоре его пригласили на аудиенцию с ней в зале для официальных приемов. Хнумхотепа проводили в зал, он направился к трону.
Он склонил голову, его лоб коснулся каймы одеяний царицы. Первый министр обратился к царице с большой торжественностью:
— Мир вашему величеству, свету солнца, блеску луны.
— Мир вам, первый министр Хнумхотеп, — спокойно ответила царица.
Первый министр выпрямился, но его голова осталась опущенной.
— Язык самого покорного слуги не в силах выразить благодарность вашему блистательному величеству за то, что вы были так добры и приняли меня, — покорно сказал он.
