Нитокрис покинула зал, вернулась в царские покои и провела остаток дня в глубоких раздумьях. Ночью ее тревожный сон то и дело прерывался, она отчаянно желала, чтобы поскорее наступил день, ибо как раз в это время вставал фараон после бурно проведенной ночи. Не испытывая сожаления, она уверенно направилась к покоям фараона.
Неожиданное появление царицы вызвало некоторое замешательство среди стражи. Стражники отдали ей честь.
— Где наш повелитель? — обратилась царица с вопросом к одному из них.
— В своих личных покоях, ваше величество, — почтительно ответил тот.
Она неторопливо направилась к комнате, где фараон проводил время наедине, прошла через большую дверь и обнаружила фараона сидящим посреди комнаты в добрых сорока футах от входа. Комната изобиловала произведениями искусства и роскошью неописуемой красоты. Фараон не ждал ее появления, к тому же они в последний раз встречались несколько дней назад. Он удивленно встал, приветствовал ее с опасливой улыбкой и жестом пригласил сесть.
— Нитокрис, да одарят тебя боги счастьем. Если бы я знал, что ты желаешь видеть меня, я бы сам пришел к тебе, — сказал он.
Царица молча села и подумала про себя: «Разве ему неведомо, что я все время желаю видеть его?» Затем она обратилась к нему:
— Брат, я не хочу беспокоить тебя. Я готова являться к тебе, если так велит мне долг.
Фараон не обратил внимания на ее слова, он сильно расстроился, ибо ее приход и лицо, лишенное всякого выражения, обеспокоили его.
— Нитокрис, мне неловко, — сказал он.
Царицу удивило, что он так говорит. Ей стало немного не по себе, видя его столь довольным и цветущим, словно яркий цветок, и, несмотря на самообладание, она заволновалась.
— Ничто не причиняет мне столько боли, как осознание, что ты испытываешь неловкость.
В этих словах заключался тончайший намек, но он задел фараона и изменил его настроение. Он прикусил губу и ответил:
— Сестра, мужчины подвержены опасным желаниям и могут стать жертвой одного из них.
Подобное признание жестоко задело гордость и чувства царицы, она забыла о необходимости вести себя разумно и искренне сказала:
— Видят боги, мне досадно, фараон, что ты жалуешься на опасные желания.
Эти слова ужалили вспыльчивого фараона. Кровь ударила ему в голову, он вскочил, выражение его лица не предвещало ничего доброго. Царица опасалась, как бы гнев фараона, готовый обрушиться на нее, не подавил чувство негодования, излить которое она явилась сюда. Она пожалела о том, что сказала.
— Брат, это ты вынуждаешь меня говорить подобные слова, — с надеждой молвила она, — но я пришла не ради этого. Нет сомнения в том, что твой гнев удвоится, если я скажу, что пришла обсудить серьезные дела, касающиеся политики царства, на троне которого мы сидим вместе.
Фараон подавил свой гнев и уже спокойнее спросил ее:
— Царица, о чем ты собираешься говорить?
Царица пожалела о том, что тон разговора не создал подходящей атмосферы для цели ее визита, но она не видела иного выхода.
— О храмовой собственности, — ответила она, не долго думая.
Фараон посмотрел на нее злыми глазами.
— Ты сказала — храмовая собственность? — сердито закричал он. — Я называю ее собственностью жрецов.
— Воля твоя, великий правитель. Разные слова не меняют сути вопроса.
— Тебе известно, что я терпеть не могу, когда мне повторяют эти слова?
— Я стараюсь сделать то, что другим не под силу. У меня добрые намерения.
Фараон сердито пожал плечами.
— И что же ты желаешь сказать, моя царица? — спросил он.
— Хнумхотеп просил, чтобы я дала ему аудиенцию, и я это сделала. Я выслушала…
Фараон не позволил ей договорить.
— И он осмелился на это? — раздраженно вопрошал он.
Царица пришла в смятение.
— Да. Ты находишь в том, что он сделал, повод для гнева?
— Вот именно, — крикнул фараон. — Он упрям. Он отказывается исполнять мои приказы. Я знаю, он не желает осуществлять мой указ. Он следит за мной, старается перехватить меня в пути, надеясь, что сумеет добиться отмены указа, докучая своими просьбами, хотя я отказался слушать его. Он подстрекает жрецов подавать петиции, точно так же, как он раньше подбил кого-то выкрикивать свое порочное имя. Коварный первый министр замышляет козни и очертя голову бросается прямо в объятия моих врагов.
Царица пришла в ужас от подобного образа мыслей и возразила:
— Ты допускаешь несправедливость к этому человеку. Я считаю, что он один из самых преданных трону слуг. Он чрезвычайно умен, его единственное намерение — добиться согласия. Разве есть нечто странное в том, что он опечален потерей привилегий, которые его институт обрел с благоволения наших предков?
Раздражение фараона закипало с новой силой, ибо он не мог найти оправдания человеку, явно или скрытно не подчинявшемуся его приказам. Фараон ни при каких обстоятельствах не мог допустить, чтобы кто-то видел вещи в ином свете, чем он сам. Резко, со злой насмешкой в голосе он заметил:
— Царица, этот интриган, видно, склонил тебя на свою сторону.
— Я никогда не держалась того мнения, что следует захватывать храмовую собственность, — с негодованием возразила она. — Я не вижу в этом необходимости.
В словах фараона звучала ярость:
— Ты недовольна тем, что твое богатство растет?
Как он может говорить такое, если хорошо знает, на что тратятся эти деньги?
Слова фараона пробудили дремавший в ней гнев, и царица пришла в бешенство, чувства взяли верх над ней.
— Всякий думающий человек был бы уязвлен, видя, что землей мудрецов завладевают ради того, чтобы тратить их доходы на легкомысленные удовольствия.
Фараон вышел из себя и, сделав рукой угрожающий жест, изрек:
— Да настигнет несчастье этого интригана. Им овладел соблазн посеять раздор между нами.
Эти слова больно задели царицу.
— Ты принимаешь меня за легковерного ребенка, — грустно сказала она.
— Горе ему. Он добился аудиенции у царицы, дабы поговорить с женщиной, прячась за ее царские одежды.
Почувствовав себя оскорбленной, Нитокрис воскликнула:
— Мой повелитель!
Но он завелся, подстегиваемый демоническим бешенством:
— Нитокрис, ты пришла, гонимая ревностью, а не желанием добиться согласия.
Царица чувствовала, что по ее гордости нанесли жестокий удар, и ее глаза затуманились. Пульс застучал в ее в ушах, руки и ноги начали дрожать. На мгновение она потеряла дар речи. Затем Нитокрис возразила:
— Фараон, Хнумхотеп знает о тебе ровно столько, сколько ведомо мне самой, и все же торопится поведать о том, что ему стало известно. А если ты думаешь, что мною движет ревность, тогда не обольщайся. Мне, как и всем, известно, что ты уже многие месяцы проводишь в объятиях танцовщицы с острова Биге. Ты видел, чтобы за все это время я хотя бы раз обращалась к тебе, пыталась остановить или умолять? И да будет тебе известно, что тот, кто вздумает читать нравоучения женщине, потерпит крушение и, тайком вернувшись, окажется лицом к лицу с царицей Нитокрис.
