Поймав его изучающий взгляд, Констанция обнаружила, что улыбается, и спохватилась. Она сообразила, что улыбалась все то время, пока направлялась к нему через зал, и поспешно придала своему лицу строгое выражение.
В напряженном молчании они сидели в полумраке экипажа. Констанции было любопытно, предпримет ли он что-нибудь, но она не могла решить, как ей отреагировать, если это произойдет. Не будет ничего необычного в том, что в конце такого вечера мужчина попытается поцеловать свою спутницу. Ей пришлось ждать недолго. Макс нежно опустил руку на ее колено. Она не шелохнулась. Сквозь тонкий шелк она чувствовала тепло его руки. Он слегка наклонился к ней и, коснувшись другой рукой ее подбородка, повернул ее лицо к себе. Она продолжала молчать, сидя совершенно неподвижно, не будучи уверена сама, чего ей хочется.
Макс кончиком пальца провел по ее губам, не зная, как расценивать ее молчание и неподвижность. Во всяком случае, не как сопротивление. Внезапно она шевельнула губами и легко дотронулась до его пальца языком. Этот смелый ободряющий жест удивил его, хотя он уже пришел к выводу, что пора перестать удивляться, имея дело с Констанцией Дункан. Он наклонился и коснулся губами ее губ. По ее реакции он сразу же понял, что она не новичок в подобных делах. Тем лучше. Она обвила его шею руками и позволила ему проникнуть языком во влажную глубину ее рта. Макс намеревался предложить ей всего лишь невинный, целомудренный поцелуй, но она перехватила инициативу. Со свойственной ему противоречивостью он не мог решить, нравится ему это или нет.
Экипаж остановился, и голос кебмена нарушил тишину:
— Манчестер-сквер, господа.
Они отодвинулись друг от друга. Констанция подняла руки и поправила прическу.
— Благодарю вас за приятный вечер, Макс.
— И я благодарю вас, Констанция.
Его белые зубы блеснули в темноте в ответ на ее церемонные слова и прохладную вежливую улыбку. Он вышел из экипажа и подал ей руку, чтобы помочь спуститься. Проводив ее до двери, он нажал на кнопку звонка и поднес ее руку к губам.
— До скорого свидания.
— Пятница, вокзал Ватерлоо, ровно в полдень, — откликнулась Констанция.
— Буду ждать с нетерпением!
Дверь открылась, Констанция подняла руку в прощальном жесте и вошла в дом.
— Хорошо провели время, мисс? — спросил Дженкинс.
— Сама не знаю, — ответила девушка. — Сестры уже легли?
— Навряд ли, мисс Кон, — с видом заговорщика улыбнулся Дженкинс. — Думаю, вы найдете их наверху, в гостиной.
— Ну тогда спокойной вам ночи!
Констанция помахала ему рукой и, придерживая юбку, взбежала по ступеням. Ей не избежать допроса сестер, которые с нетерпением ждали ее возвращения, да она и не хотела увиливать. Просто она не решила, как много готова рассказать им об эпизоде в экипаже. Констанция рассчитывала на легкий, игривый поцелуй, только чтобы подразнить Макса. Но каким-то необъяснимым образом все изменилось.
Она открыла дверь в гостиную. Пру и Честити играли в шашки, но, увидев ее, тут же вскочили.
— Рассказывай скорее, — потребовала Честити. — Вы весь вечер обменивались колкостями или, наоборот, любезничали?
— О, Чес, ты невыносима. — Констанция принялась стягивать перчатки. — На самом деле мы и вправду беспрестанно спорили. А единственный романтический момент был, когда он поцеловал меня на прощание в экипаже.
— Тебе понравилось? — спросила Пруденс, приподняв брови.
— Еще не решила.
Констанция упала в кресло и сбросила туфли. Ее сестры следили за ней с жадным вниманием, как львицы, ждущие, когда им бросят кусок мяса.
— По десятибалльной шкале? — продолжила допытываться Пруденс.
Констанция сделала вид, будто серьезно обдумывает ответ. Она вытянула руки и принялась задумчиво рассматривать свои ногти.
— Дерзкий, — задумчиво сказала она, — сильные, горячие губы… проворный язык… Но поскольку я не могу сказать «десять», так как никогда не знаешь, что еще доведется испытать, остановимся на восьми.
— Высокая оценка, — решила Пруденс.
— Довольно смело для первого поцелуя, — заметила Честити, складывая шашки.
— Пожалуй, — согласилась Констанция, — но в этом виноват не он один.
— Вот как? — Сестры внимательно посмотрели на нее. Потом Честити прямо спросила: — Это было также, как с Дугласом?
Констанция ответила не сразу.
— Не знаю, — проговорила она спустя минуту. — Это ужасно, но я уже не помню, как было с Дугласом. Я даже с трудом могу вспомнить черты его лица. Но когда я вспоминаю о том, что он покоится где-то среди южноафриканских холмов, мне хочется рвать на себе волосы, кричать, шипеть и плеваться от такой дьявольской несправедливости. — Она невидящим взглядом уставилась на ковер. — Конечно, я уже оправилась от удара, но не спешу похоронить память о нем в чьих-либо объятиях.
— Значит, Макс Энсор не произвел на тебя впечатления, — констатировала Пруденс.
— Нет, — решительно ответила Констанция. — У него взгляды настоящего неандертальца. Но мне нравится идея поработать над ним. — Лицо ее снова прояснилось. — Я намерена вплотную заняться образованием Макса Энсора, и, прежде чем закончу, он будет носить значок Женского социально-политического союза.
— И он приедет в Ромзи на выходные?
Констанция кивнула:
— Да. Мы договорились встретиться на вокзале Ватерлоо.
— И у тебя уже есть определенные планы относительно его?
— Пока только смутная идея. — На губах Констанции промелькнула улыбка. — Но я непременно сообщу вам, как только приду к какому-нибудь решению. Да, кстати, он хотел отвезти нас на автомобиле, но я ухитрилась отговорить его. Я сказала ему, что у отца портится зрение, но он все равно упорно хочет приобрести автомобиль, и мы не собираемся поощрять его.
— Удачно выкрутилась. — Пруденс непроизвольно зевнула. — Узнала что-нибудь полезное о мисс Уэсткотт?
— Немного. Не очень молода — это единственное, что удалось узнать. Далеко не девочка, как выразился Макс. И она умудрилась продержаться у Грэмов дольше, чем ее предшественницы, значит, воспитанница привязана к ней. Вот, в общем, и все.
— Ну что ж, уже кое-что. Интересно, что у нее за сложное и деликатное положение, — задумчиво сказала Честити, направляясь к двери.
— Вне всякого сомнения, мы скоро об этом узнаем. Констанция погасила лампу, вслед за сестрами вышла из комнаты и направилась в спальню.
Амелия Уэсткотт быстрым шагом пересекла Парк-лейн, таща за собой упирающуюся воспитанницу. Едва они успели вбежать в почтовое отделение, как дождь хлынул с новой силой.
— Моя шляпка намокла, — жаловалась Пэмми. — Это моя новая соломенная шляпка. Мама только что купила ее, а теперь она мокрая и совсем испорченная.
