Маркизу пришла в голову мысль, что Джон Трайделл мог привязаться к нему, потому что ему хотелось иметь младшего брата, а с родным братом он не имел ничего общего.
Каспар был хилым, болезненным ребенком. Может быть, именно это породило в нем грубость и злобу, которые он проявлял в отношении всех окружающих.
Сэр Гарольд Трайделл относился к своему младшему сыну с чрезмерной жестокостью.
Он был крайне строг с обоими сыновьями, вел себе дома как настоящий тиран. Со временем Джон стал освобождаться от домашнего гнета, подружившись с юным Олдриджем, находя удовольствие в охоте и других юношеских забавах. Каспар ушел в себя, стал мрачным и завистливым, постоянно готовым совершить исподтишка нечто отвратительное.
Подозревая, что отец более благосклонен к Джону, Каспар развернул против старшего брата настоящую войну, в которой прибегал к самым изощренным и отвратительным средствам, иногда странным для ребенка.
Каспар прятал охотничьи ружья Джона, перекладывал вещи, оставленные им в спальне или одной из гостиных. Однажды в отсутствие Джона он избил его собаку, за что был наказан так, что в будущем не решался на подобные поступки.
По сути, его злодеяния были мелкими и ничтожными, но, поскольку он совершал их снова и снова, изо дня в день, из года в год, в Трайделл-холле царила невыразимо тяжелая обстановка, виной чему была не только домашняя тирания его хозяина. Юный маркиз Олдридж чувствовал это, но ни он, ни Джон ни разу не говорили об этом вслух.
Маркиз с детства решил по возможности избегать встреч с Каспаром Трайделлом и придерживался своего решения. Но до него доходили всевозможные неприятные слухи о соседе. Они лишь укрепляли его в отвращении к этому человеку.
Теперь, на пути в Трайделл-холл, маркиз подумал, что, если он собирается часто приезжать в Ридж-Касл, ему следовало хотя бы попытаться наладить отношения с хозяином соседнего имения.
Поскольку их владения граничили, неизбежно могли возникнуть какие-либо спорные вопросы, требующие обсуждения и совместного решения. Взрослым мужчинам было бы глупо и смешно упорствовать в детской неприязни.
Подъезжая к величественным воротам парка, окружающего особняк Трайделлов, маркиз в который раз пожалел, что ему не суждено больше встретить товарища детских лет.
Трайделл-холл был нелепым и мрачным сооружением, совершенно отличным от изящного и гармоничного Ридж-Касла.
Это было большое квадратное здание из красного кирпича, построенное в эпоху королевы Анны[13]. С некоторой натяжкой его единственным достоинством можно было назвать большие окна, но и их положительной чертой была лишь очевидная практическая польза. О красоте этих архитектурных элементов говорить не приходилось.
Маркиз заметил, что парк даже вблизи дома зарос и явно требует ухода. Запустение коснулось не только парка. Гость был вынужден довольно долго ждать, чтобы слуга подошел к нему принять лошадь. Наконец к нему приблизился грум.
Прежде чем спешиться, маркиз приказал ему позвонить в дверь. Затем он направился к дому.
Навстречу маркизу вышел седой пожилой лакей в чересчур свободной ливрее, которая, должно быть, была сшита слишком давно и стала велика похудевшему и сгорбившемуся старику.
Присмотревшись к старику повнимательней, маркиз воскликнул:
– Боже мой, Бейтс! Неужели это вы?
– Я, – ответил старик, щуря слезящиеся глаза. – Мастер Освин, – наконец узнал он. – Вот никогда бы не подумал, что мне доведется вас снова увидеть.
– Я вернулся в замок, – пояснил маркиз. – А теперь вот хотел нанести визит сэру Каспару.
– Сэра Каспара нет дома, мастер... то есть я хочу сказать, милорд, – ответил старик. – Однако, может быть, вы зайдете, ваша милость. Давненько вы здесь не были.
– Да, прошло более десяти лет, – задумчиво сказал маркиз. – Я приезжал, чтобы провести с Джоном рождественские каникулы.
– Помню-помню, – закивал Бейтс. – Это было Рождество 1789 года, а на следующее лето мастер Джон утонул.
Через мрачный, отделанный темными дубовыми панелями холл маркиз прошел в гостиную, которая после смерти леди Трайделл приобретала все более запущенный вид.
На смену элегантным диванам и стульям пришли более простые и массивные, а безделушки, придающие гостиной уют, оказались вытеснены со столов книгами, шкатулками с табаком и подставками для наборов курительных трубок.
Теперь комната выглядела совершенно нежилой.
Вероятно, она пришла в такое состояние, когда сэр Гарольд из-за болезни оказался заточенным в своей спальне, а после его смерти никто не удосужился привести ее в порядок.
– Как поживаешь, Бейтс? – спросил маркиз.
– Пока неплохо, только вот берет беспокойство, что со мной будет, когда мне придётся отсюда уходить, – горько вздыхая, отвечал старик.
– Что ты этим хочешь сказать? – не понял маркиз. – Куда тебе придется уходить?
– Сэр Каспар отказался от моих услуг, милорд! – с горечью ответил старый слуга.
– Отказался от услуг? Но ведь ты проработал здесь всю жизнь, и этот дом невозможно вообразить без тебя, – возразил маркиз.
– Да, я провел в услужении этой семье пятьдесят три года, милорд! Я пришел сюда двенадцатилетним мальчишкой и дослужился до дворецкого. Сэр Гарольд всегда был мной доволен.
– Так почему же сэр Каспар тебя уволил? Я надеюсь, он хотя бы позаботился тебя обеспечить в старости.
– Пенсию-то он мне пообещал, да вот только мне не верится, что он сдержит слово.
– А он дал тебе жилье? – резко спросил маркиз.
– Нет, ваша милость, идти мне отсюда совсем некуда, – совсем поник старый дворецкий.
Маркиз нахмурился. Слова Бейтса подтверждали доходившие до него слухи, а также то, что рассказывал ему о состоянии дел в соседнем имении Роджер Кларк.
– Я не могу поверить, что сэр Каспар способен так поступить, – сказал маркиз, едва сдерживая гнев. – Однако если твои худшие опасения сбудутся, ни о чем не беспокойся, Бейтс. Мой управляющий подберет тебе домик в Ридж-Касле, а если захочешь, можешь жить в самом замке сколько тебе угодно.
Бейтс с недоверием взглянул на него.
– Вы говорите это серьезно, ваша милость? Я бы еще мог поработать десяток лет. От безделья я в несколько месяцев сойду в могилу. Я ведь трудился всю свою жизнь, вот уже состарился, а как остановиться – не знаю.
– Вот и хорошо, Бейтс, – кивнул маркиз. – Я с удовольствием приму тебя на службу. Я ведь помню, как к тебе был привязан Джон.
– Мастер Джон был настоящим джентльменом, – с чувством произнес старик, с удовольствием погружаясь в воспоминания. – Его все любили. Ума не приложу, как он мог утонуть, ведь лучшего пловца не было во всей округе.
