– Что же там говорилось? – уточнил маркиз.
– «В случае смерти моего сына Джона, если таковая постигнет его до появления отпрысков, имение переходит к моему младшему сыну Каспару».
Маркиз молчал, казалось, оценивая все услышанное. Бейтс продолжил:
– Мистер Чисуик говорил, что сэр Гарольд не желал оставлять мастеру Каспару ни пенни, пока жив мастер Джон. А когда стряпчий указал ему, что он лишает младшего сына имущества, покойный хозяин сказал: «Джон его прокормит». А потом добавил: «По мне, так пусть Каспар живет своими подлостями. Это его единственное достояние».
Покачав головой, старый дворецкий задумчиво добавил:
– Если сэр Гарольд на кого-нибудь сердился, он становился совсем беспощадным.
– А мистер Каспар сердил его? – спросил маркиз.
– Все время, ваша милость. Мало того, что он не слушался отца, все повторял, что хочет жить своим умом. В последние годы он требовал, чтобы отец оплачивал его долги. И приезжал он за этим не однажды, а раз пять или шесть.
– И что, сэр Гарольд ему не отказывал?
– Расстраивался, возмущался, но платил, – вздохнул Бейтс. – Один раз, когда мастер Каспар укатил в Лондон с его денежками, покойный хозяин сказал мне: «Что я могу поделать, Бейтс. Не могу же я допустить, чтобы наше имя втаптывали в грязь».
– Я прекрасно понимаю его чувства, – сказал маркиз. – Спасибо, Бейтс, я рад, что у нас состоялся этот разговор.
Во дворе маркиза ждал грум, державший под уздцы его кобылу.
Маркиз сел в седло и поспешил в Ридж-Касл. После этого разговора вопросов у него стало еще больше, чем прежде.
Идилла сидела на балконе в плетеном кресле. По распоряжению няни над ним натянули навес. Хотя солнце еще не слишком припекало, она опасалась, что не окрепшей еще девушке его лучи могут повредить.
На Идилле был один из туалетов, доставленных по заказу маркиза из Лондона. Нежно-розовый цвет платья придавал ее глазам глубину и чрезвычайно шел к ее блестящим черным волосам, ниспадавшим пышными прядями до талии, такой тоненькой, что мадам Валери засомневалась, нет ли ошибки в мерках. Няня не разрешала девушке закалывать волосы на макушке, опасаясь, что шпильки могут задеть едва затянувшуюся рану.
Выйдя на балкон, маркиз решил, что пышные кусты цветущих азалий превосходно дополняют экзотическую красоту его гостьи.
Идилла казалась неотъемлемой от облика этого старинного дома, хотя маркизу она по-прежнему казалась сказочной водяной нимфой.
При виде маркиза лицо девушки осветила очаровательная улыбка.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – учтиво спросил маркиз.
– Мне уже так хорошо, что я охотно погуляла бы по саду, но няня пока не разрешает, – радостно сообщила девушка.
– Я с детства понял, что с няней спорить бесполезно. Она всегда настоит на своем, – улыбнулся маркиз.
– Но мне бы так хотелось посмотреть ваш сад, – заметила Идилла. – Цветы издали кажутся сплошным пестрым ковром, так хочется рассмотреть их поближе!
– Спешить вам некуда, завтра, послезавтра, а может быть, через неделю вы сможете потрогать их, а если захотите, нарвать сколько угодно.
– Вы правы, спешить мне действительно некуда. А вдруг через неделю меня уже здесь не будет? – нерешительно произнесла Идилла.
– Почему вы так думаете? – спросил маркиз.
Идилла оглянулась на окна спальни и заметила, что няня покинула комнату вскоре после того, как маркиз вышел на балкон.
Маркиз заметил, что девушка встревожена, и ласково спросил:
– Что вас беспокоит? Не стесняйтесь, говорите все как есть. Надеюсь, что мне удастся развеять ваши опасения.
Он опустился на стул, словно нарочно поставленный для него напротив кресла Идиллы, спиной к саду.
–Так о чем вы тревожитесь? – настаивал маркиз.
На лице Идиллы ссадины почти зажили, а на руках остались следы от самых глубоких царапин. Девушка была одета в платье с короткими рукавами, но на плечи у нее был накинут газовый шарф, который закрывал следы от нанесенных ей ран.
– Я, наверное, говорю... глупости, – нерешительно начала Идилла.
– Я не смогу вам возразить, пока не узнаю, о чем пойдет речь, – шутливо заметил маркиз. – Но сначала мне надо выслушать вас.
Это было сказано так искренне, что Идилла наконец осмелела и продолжала более спокойно:
– Я хочу... попросить у вас одну... вещь.
– Какую? – спросил маркиз.
– Крест.
Маркиз был несколько озадачен. Женщины постоянно у него что-нибудь то просили, то требовали, но никто не выражал желания получить в подарок крест.
– А зачем? – спросил он, сразу же почувствовав, что такой вопрос, пожалуй, не совсем уместен.
– Это трудно объяснить, – тихо ответила Идилла. – Может быть, я и правда ведьма. Или, вернее, прорицательница... Во всяком случае, меня не оставляет ощущение, что вокруг меня сгущается зло.
– Что вы этим хотите сказать? – В волнении маркиз подался вперед.
– Это трудно выразить словами, но вокруг меня – зло. Оно приближается, оно тянется ко мне, а я не могу от него освободиться.
– А когда вы чувствуете его особенно остро?
– Главным образом по ночам. Впрочем, днем тоже... когда я одна, – призналась девушка.
– И вы надеетесь, что крест поможет вам отогнать опасность? – догадался маркиз.
– Кто-то мне говорил, что так бывает. Но я забыла, кто. Я все время думаю, пытаюсь вспомнить эти слова... Но мне до сих пор это не удалось. Единственное, что я знаю, – это то, что мне необходимо иметь крест.
Помолчав, Идилла задумчиво добавила:
– Я помню все свои молитвы. Я повторяю их всякий раз, когда ко мне подкрадывается зло. И знаете, ваша милость, иногда это очень хорошо помогает.
– Но не всегда?
– Почти всегда... Я молюсь очень усердно. Но у меня не получается молиться во сне. – Идилла беспомощно развела руками. – А проснувшись, я чувствую, что зло подступило ближе.
По тому, как задрожал голос Идиллы, маркиз понял, что она насмерть перепугана.
Он нежно прикрыл ее ладошку своей рукой.
– Я, разумеется, достану для вас крест. И все же мне кажется, что от волнения и болезни у вас просто разыгралось воображение.
– Я и сама так считала.
– Вы же разумная девушка и прекрасно понимаете, что ваше подавленное состояние скорее всего лишь следствие полученного удара.
– Я повторяла это себе снова и снова, милорд. Но зло не отступает. Иногда мне кажется, что оно уже почти завладело мною.
Маркиз подумал, что через две недели Идилла будет первой смеяться над своими домыслами и страхами. Но за время своего пребывания в замке он много размышлял о колдовстве и пришел к убеждению, что от этой темы нельзя просто отмахнуться, списав все странные события, происходившие в округе, на счет невежества местных жителей.
