– Что такое? Глазам своим не верю, дружище! Чувствуешь, что теряешь почву под ногами, О да... но боюсь, ты теряешь не только ее, а еще и свое хваленое...
Насмешливая улыбка Гидеона только подлила масла в огонь. Джастин упорно молчал. Арабелла уже и так наверняка возненавидела его за то, что случилось на маскараде. В общем, надо признаться откровенно, он сделал для этого все, что было в его силах. Пусть так. Но спустить такое Гидеону! Ну уж нет!
– Это не твоего ума дело, – отрезал Джастин.
Что же... к чести Гидеона следует признать, что он всегда понимал, когда следует вовремя отступить. Сделав вид, что не заметил грубости Джастина, он слегка кивнул.
– Тогда прощай. С нетерпением буду ждать встречи с тобой после своего возвращения.
Распрощавшись с Гидеоном, Джастин вновь вернулся к игорному столу, хотя и успел уже проиграть немалую сумму. Он упрямо твердил себе, что ему нет никакого дела до того, кого же именно из сонма своих поклонников выберет Арабелла и когда это произойдет. В конце концов, это его совершенно не касается.
Тем не менее не прошло и часа, как он уже стоял на пороге бального зала в особняке Баррингтонов, склонившись в изысканном поклоне перед лордом Баррингтоном.
А вот и она...
Арабелла сидела недалеко от стола с прохладительными напитками. На этот раз она была в зеленом, глубоко декольтированном платье, не скрывавшем восхитительных полушарий упругой груди. Зачесанные назад волосы были сколоты на затылке. Джастин был вынужден признать, что ему нравится выбранный ею стиль, поскольку такая прическа самым выгодным образом подчеркивала грациозный изгиб шеи, делая ее хрупкой и изящной. Забыв обо всем, он попытался представить себе, что бы он испытал, если бы приподнял рукой тяжелую массу сверкающих непокорных кудрей у нее на затылке, а потом прижался губами к ее груди, где молочно-белая кожа казалась особенно нежной. Наверное, она в этом месте нежнее персика и мягче, чем самый тонкий и дорогой шелк...
Ад и все дьяволы! Он почувствовал, как на висках выступил пот. Какой черт толкнул его явиться сюда?! С чего ему вздумалось покорно таскаться вслед за ней повсюду, словно он вновь превратился в глупого влюбленного мальчишку? Неужели это он... мужчина, чье имя известно всему Лондону, чьим любовным романам не счесть числа? И притом с кем? С красивыми, опытными, искушенными в любви женщинами, которым хорошо были известны ставки в такой игре и которые не ждали, что он даст им больше, чем он мог им дать, иначе говоря, которые и не ждали от него ничего, кроме возможности удовлетворить снедавшее их желание. В конце концов, не напрасно же он всегда избегал девственниц, как чумы!
По обе стороны от Арабеллы, словно часовые, стояли двое. Гидеон не обманул, мрачно отметил Джастин. Он узнал их сразу же – оба они в тот достопамятный вечер были в «Уайтсе» – Драммонд и Грегори Фицрой. Итак, волки стягивают кольцо... Какое-то дикое, первобытное чувство шевельнулось в его груди. Будь все проклято! Дело ведь не в ней, а в этом проклятом пари! Они сговорились использовать ее, обесчестить ее так же жестоко, бездумно и беззаботно... как делал бы он сам, будь на ее месте любая другая женщина. Любая – но не она, нет...
Он должен предупредить ее. О да, великолепная идея, с иронией подумал он. Можно себе представить, как она это воспримет! В лучшем случае решит, что это очередное оскорбление.
Пробегавший мимо лакеи предложил ему вино. Джастин, не задумываясь, взял бокал и осушил его одним глотком.
Когда его взгляд вновь отыскал Арабеллу, к двум поклонникам возле нее уже успел присоединиться и третий. Джастин мгновенно узнал его – Чарльз Брентвуд. Стоя за спиной Арабеллы, он наслаждался открывавшимся сверху видом. Проклятие, заскрежетал зубами Джастин, не сводя с наглеца глаз... А тот, забыв обо всем, открыто любовался глубоким декольте Арабеллы, которое помрачневший Джастин тут же счел вызывающим. Слишком вызывающим, угрюмо добавил он про себя. Собственно говоря, спохватился он, этой тактикой пользовались многие мужчины... даже он сам. Но то, что сейчас жертвой этого похотливого ублюдка стала именно Арабелла, почему-то сводило Джастина с ума. Нет, конечно, такова нынешняя мода, успокаивал он себя, но... в конце концов, какая разница!
Сейчас он ничего так не желал, как ударом кулака стереть с лица Брентвуда эту самодовольную усмешку.
Именно тогда Джастин вдруг ощутил, что в душе его внезапно проснулось что-то непонятное. Словно смертельный яд, попавший в кровь, это «что-то» со скоростью лесного пожара растеклось по его венам, охватывая его тело огнем, и через какое-то мгновение Джастин сообразил, что видит мир сквозь багровую пелену. В висках у него стучало. Ему хотелось броситься к ней через весь зал и голыми руками разорвать всех, кто толпился вокруг нее. Вначале он решил, что просто пьян, – в конце концов, сегодня он выпил столько, что любой другой на его месте уже вряд ли стоял бы на ногах. Но чувство, которое сейчас доводило его до безумия, было настолько чуждым и диким, что прошло немало времени прежде, чем Джастин наконец сообрази л, что же это такое.
Ревность! Это ее жалящие укусы сводили его с ума!
Только этого мне еще не хватало! – уныло подумал он. Но мысль эта вспыхнула и исчезла где-то в самом дальнем уголке его сознания. Выходит, он ревнует! Он, Джастин Стерлинг, самый распутный и порочный мужчина в этом городе, тот, кто мог без труда соблазнить самую красивую женщину! Да... он ревнует... ревнует безумно!
Дьявольщина, как же это случилось? И почему Арабелла? Как смогла она, девственница, довести его до такого жалкого состояния? Как случилось, что эта огненно-волосая девчонка, эта сорвиголова сделала то, что оказалось не под силу другим? Самые соблазнительные, самые прекрасные женщины из кожи вон лезли, пытаясь заставить его ревновать. Но ни одной из них это не удалось. Ни одной... кроме Арабеллы.
Он хотел ее. Он с ума сходил по ней. В тут ночь в Воксхолл-Гарденз в его душе вспыхнул неистовый огонь желания, и сейчас оно, словно дикий зверь, пожирало его душу. Джастин хотел ее с такой безумной силой, что ему пришлось до боли сжать кулаки, чтобы сдержаться. Он понял, что если простоит тут еще немного, то выдаст себя, – безумие невозможно скрыть, и очень скоро любой в этом зале заметит, что с ним творится.
Будь на ее месте любая другая женщина, он бы не задумываясь взял то, что захотел. Он бы начал осаду ее крепости – так, как делал это всегда, с небрежным изяществом человека, который не сомневается в успехе, – и очень скоро его жертва, покорная и изнемогающая от желания, отдалась бы в его власть, а где и когда это произойдет, решал бы он. Но сейчас происходило что-то непонятное. Желать женщину и добровольно отказаться от нее – такого с ним еще не бывало. И теперь он сам себе удивлялся. Нет, то, что он испытывал в эту минуту, не имело ничего общего с самолюбием или оскорбленной гордостью. Чувство, которое он испытывал сейчас, не имело названия. Оно просто было... и все.
