Джордж вдохнула полной грудью и уже открыла было, рот, чтобы ответить.
Но тут Гарри обернулся и снова выругался. На дороге показалась повозка, запряженная пони.
Принесла же кого-то нелегкая.
***
– Ну, не думаешь же, ты, что Гарри Пай действительно убивает овец на твоей земле? – это звучало как вопрос, но Беннет не спрашивал. Он утверждал.
Еще и двух минут не прошло, как мальчик вернулся, и вот он уже снова спорит с собственным отцом. И вечно он защищает этого Пая! Сайлас фыркнул.
– Я не думаю. Я знаю, что это его рук дело.
Беннет сердито плеснул себе виски и вопросительно посмотрел на отца.
Сайлас отрицательно покачал головой и откинулся на спинку стула, обтянутого кожей. Он сидел за письменным столом в своей любимой комнате. Это был кабинет настоящего мужчины. Высоко под потолком висели оленьи рога – охотничьи трофеи. Дальняя стена целиком отведена под большой темный камин, над которым висела картина, «Похищение сабинянок»[11].
На ней смуглые мужчины срывали одежды со светлокожих орущих девиц. Одного взгляда на картину бывает достаточно, чтобы его дружок стал большим и твердым.
– Он не отравитель! – Беннет уселся в кресло и забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику.
Этот негодный мальчишка не на шутку разозлил его! Но даже в такой момент Сайлас не мог не гордиться им. Жаль, что не Беннет его законный наследник. У Томаса никогда не хватит духу спорить с отцом. Едва только Сайлас увидел новорожденного Беннета – орущего, красного, – на руках у матери-потаскухи, он сразу все понял. Он вглядывался в его личико, и внутренний голос шептал ему: вот он, единственный из всех его детей, кем он, Сайлас, будет гордиться. Он отнял ребенка и принес его в свой дом. Жена билась в истерике, но потом поняла, что он не изменит своего решения, и ей пришлось смириться. Возможно, кто-то еще помнит, что Беннет – его незаконный сын, рожденный женой лесника. Но кто осмелится говорить об этом?
Никто, пока Сайлас Грэнвиль здесь хозяин.
Беннет покачал головой.
– Если бы Гарри решил отомстить тебе, он сделал бы это по-другому. Он любит эту землю и людей, которые ее возделывают.
– Любит эту землю? – с сарказмом переспросил Сайлас. – Как он может ее любить? Она ему не принадлежит. Он ничтожный наемный служащий. Землей, которой он управляет, владеют другие люди.
– И все же фермеры приходят именно к нему со своими проблемами, разве нет? – вкрадчиво произнес Беннет, прищурив глаза. – Они спрашивают его мнения, следуют его советам. Даже твои фермеры обращаются к Гарри – по крайней мере, обращались до недавнего времени. Они никогда не пришли бы к тебе.
На левом виске Грэнвиля с болезненной частотой пульсировала вена.
– А почему они должны идти ко мне? Я не трактирщик, которому пьяные фермеры изливают душу.
– Тебе безразличны проблемы твоих людей, признай это, – медленно проговорил Беннет.- Тебе нужно от них лишь уважение и преданность.
Местные жители уважают его, он уверен в этом. Разве страх и уважение не одно и то же? Глупые, грязные земледельцы! Ищут защиты у такого же, как они, лишь потому, что он выбился в люди. Сайлас даже вспотел.
– Пай завидует тем, кто стоит выше его. Мечтает стать аристократом.
– Даже если бы он и завидовал, он не избрал бы такой метод, чтобы насолить тем, кто выше его, как ты выражаешься.
– Метод? – Сайлас ударил кулаком по столу. – Ты говоришь о нем так, будто он принц, а не простой управляющий. Он сын вора и шлюхи. И какой же еще метод он мог избрать, кроме как шастать всюду и травить овец?
– Сын шлюхи? – Беннет налил себе еще виски. Губы его были сжаты. Наверняка в Лондоне он так и живет: виски и женщины. – Если мать Гарри – моя мать – и стала шлюхой, то чья в том вина?
Сайлас взорвался:
– Что ты возомнил о себе? Почему позволяешь себе говорить со мной таким тоном? Я твой отец, не забывай об этом!
– Как будто можно забыть о том, что во мне течет твоя кровь, – Беннет хрипло засмеялся.
– Ты должен гордиться… – начал Сайлас.
Его сын ухмыльнулся и разом опустошил стакан. Сайлас вскочил.
– Да я спас тебя, понимаешь ты или нет! Если бы не я…
Беннет швырнул стакан в каминную решетку. Стакан разбился вдребезги, и его осколки на ковре замерцали в свете огня.
– Если бы не ты, у меня была бы мать, а не эта стерва, которая считала мое присутствие в доме оскорблением!
Сайлас в ярости скинул бумаги со стола на пол.
– Так вот что тебе нужно, мальчишка? Мамкина сиська?
Беннет побелел.
– Тебе этого не понять.
– Не понять? Да это ты не понимаешь, в чем разница между прозябанием в навозной куче и жизнью в благородном доме! Разница между вечно голодным босяком и аристократом, которому доступны все прелести жизни! И это благодаря мне ты имеешь все! Только благодаря мне!
Беннет отрицательно покачал головой и направился к выходу.
– Оставь Гарри в покое, – сказал он и хлопнул дверью.
Сайлас схватил единственный оставшийся на столе предмет – чернильницу, – чтобы бросить ее вслед за стаканом, но неожиданно замер. Он вдруг увидел, что рука его дрожит. Беннет, мальчик мой. Он сел в кресло.
Он воспитал его сильным человеком. Он сделал его настоящим всадником и воином. Беннет был его любимцем, и Сайлас не стыдился этого. И почему он должен стыдиться? Разве не очевидно, что именно таким сыном можно по праву гордиться? А взамен он ждал… Чего он ждал? Не любви, не привязанности. Уважения. Да, именно уважения. А он говорит с ним как с кучей дерьма! Приезжает к нему только чтобы взять денег. А теперь еще и принял сторону этого простолюдина. Сайлас отодвинулся от стола. Надо разделаться с Гарри Паем, пока он все окончательно не испортил своим присутствием. Он не отдаст ему Беннета.
Скрипнула дверь. Тихонько, как пугливая девица, вошел Томас.
– Чего тебе? – устало произнес Сайлас.
– Мимо меня пронесся Беннет. Он вернулся? – осторожно спросил Томас, не решаясь подойти.
– Да, вернулся. Поэтому ты заявился сюда? В мой кабинет? Чтобы обменяться новостями о его приезде?
– Я слышал часть вашего разговора. – Томас сделал два робких шага по направлению к отцу. Как кролик к удаву. – Хотел поддержать тебя. Я имею в виду, насчет ареста Гарри Пая. Ведь очевидно, что именно он это делает. Это всем ясно.
– Мило, – скривился Сайлас. – И чем же ты можешь помочь?
– На днях я встречался с леди Джорджиной. Я пытался рассказать тебе об этом раньше, – начал Томас, и у него заметно задергался правый глаз.
– И что она сказала? Что преподнесет нам Пая на блюдечке с золотой каемочкой?
– Н-нет. Похоже, она симпатизирует ему. – Томас дернул плечом. – В конце концов, она женщина. Но думаю, что если у нас будут еще доказательства, если мы установим охрану в местах, где пасутся овцы…
