Пинтер нахмурился.
— Нет. Я сделал бы выводы, избрал бы более разумный образ жизни. А он и его родственники предпочитают бросать вызов обществу своим скандальным поведением.
Мария вспомнила атмосферу в семье Шарп. Все были так дружны, а обе сестры выказали к ней такую доброту. Припомнив к тому же слова Бетти о слухах в обществе, она возмущенно вскочила.
— Как вы смеете их судить, ничего не зная о них лично!
Мистер Пинтер был явно удивлен. Он тоже поднялся.
— Я не сказал вам еще самого худшего. После смерти родителей лорд Стоунвилл унаследовал все состояние. Некоторые утверждают, что о трагедии он знает больше, чем признает. Что, возможно, он сам при этом присутствовал. Вы понимаете, о чем я?
У Марии похолодела спина.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. Не можете же выдумать…
— Он ничего не думает, — раздался у нее за спиной резкий голос.
Мария стремительно обернулась. В проеме двери стоял Оливер. Чтобы скрыть отсутствие сюртука, он накинул на себя плащ со множеством пелерин. Безразличием лица и черных, скрытых в тени глаз он напомнил Марии кречета, которого она однажды видела дома, когда тот кружил над своей добычей. Шагнув в комнату, Оливер проговорил: — Мистер Пинтер ясно выразил обо мне свое мнение. Я негодяй и распутник. Я недостоин доверия. И, что самое важное, я, вероятно, убил собственных родителей.
Пинтер молчал, не пытаясь оправдываться. Оливеру хотелось броситься на него и задушить. Каждый раз, когда он думал, что мерзкая сплетня сдохла, она, как змея, снова поднимала свою ядовитую голову.
И этот Пинтер еще считает, что его семья должна была «извлечь урок» из трагедии. Грязный проныра не знает, о чем говорит.
Наверное, Оливеру следовало войти при первых словах этого типа, но тогда бы он не услышал, как Мария его защищает.
«Неужели вам его не жаль?»
Никто и никогда не защищал его, да еще с такой убежденностью. Но потом Пинтер продолжил и уничтожил все ростки сострадания в ее душе. Теперь Мария смотрела на него с таким ужасом, что Оливеру хотелось выть.
— Разумеется, вы не можете верить, что его светлость как-то участвовал в трагической смерти его родителей! — решительно заявила она. — А если верите, то основываетесь на одних только гнусных сплетнях, — с жаром говорила она. — Если это так, то я вовсе не уверена, что мне следует нанимать вас для моего дела.
Оливер почувствовал комок в горле. Она на его стороне, а не на стороне сплетников. Но почему?
— Я имею дело с фактами, мисс Баттерфилд, — твердо заявил Пинтер. — Я сказал вам правду, и только.
Оливер с горечью признал, что ему нечего возразить. Он действительно вел беспутную жизнь, а Холстед-Холл тем временем приходил в упадок. В обществе действительно болтали, что он присутствовал при трагедии. Оливера беспокоили не эти, давно ему известные факты, а то, что Пинтер счел необходимым сообщить их Марии.
— Я понимаю, — ответила сыщику Мария. — Но вы делаете заключение на основании столь немногочисленных фактов, что я сомневаюсь, способны ли вы выполнять ваше дело должным образом.
— Остановитесь, Мария, — прервал ее Оливер.
Пинтер ему не нравился, но Оливер знал, что тот — первоклассный специалист. К тому же любой другой сыщик тоже будет знаком со слухами. Пинтер мог бы попытаться иначе истолковать смысл своих слов, но не стал этого делать. А Оливер полагал, что лучше иметь дело с человеком твердых убеждений, чем с лицемером.
— Как истинный джентльмен, — продолжал он, — мистер Пинтер желает вызволить прекрасную даму из коварных сетей известного соблазнителя и, по слухам, убийцы. Это не причина для отказа от его услуг. Скорее всего, он приложит даже больше усилий для отыскания мистера Хайатта, чем любой его коллега. — Он перевел взгляд на сыщика. — Я прав? Вы беретесь за дело мисс Баттерфилд?
— Правы, милорд. — Он не отвел глаз под пристальным взглядом Оливера. — Но я не возьму за это ваших денег. Если я найду мистера Хайатта, он сможет мне заплатить. Если же не найду, то и не возьму платы. Я бы предпочел, чтобы мисс Баттерфилд не оказалась у вас в долгу.
— Вы не понимаете, — начала было Мария.
— Глупости, — оборвал ее Оливер. — Дайте этому парню поиграть в героя. — Оливер должен был заставить ее замолчать. Ни к чему, чтобы Пинтер узнал истинную природу их отношений. Он протянул девушке руку: — Пойдемте, дорогая. Нам еще нужно сделать покупки. Не будем мешать мистеру Пинтеру. Ему надо браться за работу.
Пинтер поморщился, чувствуя в тоне Оливера скорее приказ, чем предложение, но все же кивнул в знак согласия.
— До свидания, миледи, — мягко попрощался он с Марией. — Вы получите мой отчет, как только я что-нибудь узнаю. Если вам что-то понадобится…
— Благодарю вас, — сухо отозвалась девушка. — Вы найдете меня в Холстед-Холле. Я в гостях у семьи его светлости.
Она взяла Оливера под руку, и они направились к двери, но в последний момент Оливер обернулся и позволил себе съязвить напоследок:
— Я полагаю, вы сознаете, что своими условиями ставите мисс Баттерфилд в положение должника, то есть теперь она будет обязана вам, а не мне. Возникает вопрос: чем же она, в конце концов, сможет оплатить вашу помощь?
И, не дожидаясь ответа, он вывел Марию из комнаты.
— Чертов святоша, — пробормотал Оливер себе под нос.
— Не надо было нанимать его.
— Надо. Он самый лучший в своем деле.
Опираясь на его руку, Мария спускалась по узкой крутой лестнице.
— Но он говорил о вас такие ужасные вещи. Не знаю, сколько вы слышали, но…
— Я слышал достаточно, — оборвал ее Оливер, не глядя ей в глаза. Вдруг он прочтет в них сомнения и раздумья? Конечно, она защищала его перед лицом Пинтера, но это вовсе не значит, что ее мнение не изменится. Оливер привык к косым и даже осуждающим взглядам. Но ее осуждения он не вынесет. Особенно после того, как слышал ее добрые слова.
— Я вам очень сочувствую, — чуть слышно пробормотала она.
Неожиданно искренность ее тона потрясла Оливера.
— Почему? — холодно спросил он, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно. — Вам не должно быть до этого никакого дела.
— Надеюсь, вы не думаете, что я поверила этим грязным вымыслам? — И она посмотрела ему прямо в лицо.
Несколько мгновений Оливер был не в силах отвести от нее взгляд, в ее глазах было столько сочувствия, что он утонул бы в них без сожаления. Потом ему захотелось бежать от этого взгляда. К чему все эти чувства? Распахнув перед ней дверь, Оливер мрачно произнес:
— Поверьте, Мария, это лишь небольшая часть той грязи, которую мог вылить на меня этот человек. Он мог бы изложить всю картину преступления, какой ее изображают в светских сплетнях: именно ради наследства я застрелил отца, а потом и мать, когда она пыталась отнять у меня ружье.
