Здесь царила тишина. Вдоль стен тянулись дубовые полки, сплошь уставленные неимоверным количеством рукописей, глиняных табличек и фолиантов в кожаных переплетах. Самые ценные книги были прикованы к своим местам, чтобы их не могли украсть. Отцы Церкви, философы, поэты, землеописатели… Первые переводы Библии на саксонский и французский, толстые латинские словари чередовались с произведениями античных авторов; исторические хроники мирно соседствовали со светскими романами; здесь же технические наставления, чертежи, таблицы… Сотни, сотни книг.
Аббат Ингильрам огляделся. Несколько монахов за столами-пюпитрами усердно скрипели перьями, склонившись над огромными фолиантами. Свет падал на них сквозь узкие окна с прозрачными стеклами. Немного в стороне, у облицованного темным мрамором камина, в старом кресле под балдахином восседал сам епископ Невиль. Перед ним располагался складной столик, на котором лежала книга в белом переплете.
Когда аббат вошел, епископ словно нехотя поднял глаза от книги.
– Salve in nomine sancto[34], – сказал он.
– Salve et vos[35], – ответил Ингильрам.
Епископ указал аббату на стоящий перед ним табурет:
– Прошу, преподобный отец. Что привело ко мне столь редкостного гостя?
Ингильрам сел, но еще несколько минут тяжело дышал, не в силах начать разговор. Подперев рукой щеку, епископ терпеливо ожидал.
Его преосвященство Джордж Невиль был высоким и сухощавым, с тонким умным лицом. Венчик каштановых волос обрамлял его чисто выбритую макушку. Вопреки моде он носил длинную окладистую бороду. Брови, будто очерченные сажей, сходились на переносице, а под их глубоким сводом сверкали ярко-зеленые кошачьи глаза Невилей. Как и прочие монахи, епископ был облачен в сутану, но поверх нее была надета лиловая бархатная пелерина, опушенная горностаем, а на груди покоился усыпанный драгоценными камнями крест на золотой цепи.
Аббат Ингильрам, отдышавшись, выразительно покосился на сидящих в стороне монахов.
– Ваше преосвященство, дело, которое привело меня к вам, следует держать в глубокой тайне. Я рискую поплатиться головой и поэтому хотел бы побеседовать с вами remotis[36].
По тонким губам епископа скользнула усмешка. Он знал, что Ингильрам страстно мечтает занять его место, не гнушаясь при этом клеветой и интригами, и посему пропустил мимо ушей его замечание.
– Говорите, святой отец, свободно. Я полностью доверяю этим людям.
Аббат Ингильрам сердито засопел и придвинул табурет поближе к епископу.
– Видите ли, я прибыл сюда, рискуя жизнью. И хотя мои намерения чисты и благородны, я могу за это пострадать.
От него исходил едкий запах пота. Епископ невольно отклонился, но Ингильрам придвинулся еще ближе.
– Речь идет о вашей племяннице, леди Анне.
Епископ перестал улыбаться.
– Насколько мне известно, она пребывает в женской обители вашего аббатства?
– Она бежала, – негромко и внушительно сказал аббат.
Епископ повернул лицо к камину, машинально теребя наперсный крест.
– Вы намерены еще что-то сообщить мне? – осведомился он.
– О, разумеется, – шепнул Ингильрам, снова покосившись на монахов.
– Все свободны, – хлопнул в ладоши епископ и, выждав, когда за последним монахом захлопнется дверь, повернулся к гостю. – Я слушаю вас, святой отец.
Ингильрам поведал, как несколько дней назад в аббатство прибыл Ричард Глостер, стал выспрашивать об Анне Невиль и пожелал встретиться с ней.
– О чем они говорили и что там произошло, никому не известно. Но с этой встречи Глостер вернулся сам не свой. Видели бы вы его! Крест честной! Этот уравновешенный и всегда любезный юноша больше походил на разъяренного пса.
Далее аббат сообщил о том, что горбун повелел выдать ему дочь Уорвика, которая между тем таинственно исчезла из монастыря. Услышав об обыске, учиненном в женской обители, епископ нахмурился.
– Я непременно доложу об этом королю!
– Ваше преосвященство забывает, что герцог действовал по приказу его величества.
– Не верю! – резко возразил епископ. – Эдуард Йорк – достойный сын Церкви. Я никогда не поверю, чтобы с его ведома творились подобные бесчинства.
Внезапно он круто повернулся к аббату.
– Святой отец, насколько мне известно, вы ярый приверженец герцога Глостерского. Отчего же теперь вы рисуете его в столь мрачном свете?
– Я всегда утверждал, – начал Ингильрам, – что его светлость герцог на редкость умудренный для своих лет вельможа. К тому же меня восхищало, что он, обделенный физически, сумел победить свою немощь и стать блестящим рыцарем и кавалером. Не скрою, что и многочисленные пожертвования в пользу аббатства также расположили меня к нему. Но… – тяжело вздохнул аббат, – когда я доведу свой рассказ до конца, вы поймете, что заставило меня изменить мнение о нем.
Епископ жестом попросил его говорить.
– Когда леди Анну так и не удалось разыскать, Глостер впал в полное отчаяние. Три дня он не покидал стен аббатства, а его люди рыскали кругом, словно ищейки. В конце концов он призвал меня к себе и повелел, чтобы, как только мне что-либо станет известно о вашей племяннице, я тотчас же сообщил ему. После этого он отбыл, оставив несколько человек, которые и по сей день вынюхивают везде, где только мыслимо, следы леди Анны. – Аббат умолк, чтобы перевести дух, и продолжил: – В нескольких милях от аббатства в отдаленной долине стоит уединенная часовня. Там, в лесной тиши, ведет отшельническую жизнь причетник нашего монастыря отец Бенедикт. Творя неусыпно посты и молитвы, он приумножает славу аббатства, но в стенах обители бывает крайне редко. И вот недавно он явился ко мне и сообщил, что Анна Невиль находится у него. Да, именно так, ваше преосвященство! Оказывается, ваша племянница уже давно узнала дорогу за пределы монастыря. При женской обители есть большой сад, окруженный высокой неприступной стеной. В нескольких местах она заросла плющом и диким виноградом столь густо, что под ними почти не видно каменной кладки. Так вот, леди Анна научилась взбираться по гибким лозам на стену, а оттуда спускалась вниз и гуляла в соседнем лесу.
– Боже правый! – воскликнул епископ. – Что я слышу, святой отец? Быть не может, чтобы девица из благородного рода Невилей, подобно дикому животному, лазала по стенам…
– Увы, это так, – ответил Ингильрам. – Леди Анна удивительное создание. Она не останавливается там, где оробела бы любая другая девица. Я беседовал с послушницами, и они сознались, что знали о том, что Анна время от времени убегает в лес. Она приносила им ягоды или орехи, а один раз даже подобрала где-то зайчонка. Вот во время одной из таких прогулок леди Анна и набрела на келью отца Бенедикта. Он накормил ее и был так добр, что с тех пор леди Анна стала частенько посещать отшельника, а он, многогрешный, догадываясь, кто она и откуда, не только не порицал ее, но даже готовил к ее приходу какое-нибудь бесхитростное лакомство или подарок.
