– О, как я люблю, когда мужчины стараются купить внимание женщины!
Она ждала язвительного ответа, но Энджелфорд молчал. Каллиопа оглянулась, чтобы узнать почему. Мгновенно ей захотелось вспомнить все, о чем они говорили; она перебрала в уме все его реплики, но не нашла ничего, что могло бы вызвать такое замкнутое выражение на его лице.
Что-то в его взгляде тяготило ее.
– О, посмотрите, музыканты пришли. Я обожаю слушать, как они настраивают инструменты. Им всегда так трудно начать первое действие! – Она перегнулась через перила, глядя в оркестровую яму. – В этой опере Моцарт показал себя очень амбициозным. От дирижера требуется особое мастерство, чтобы управлять тремя оркестрами и хором.
Поймав на себе взгляд Роберта, сидевшего на галерке, Каллиопа отодвинулась в глубь ложи и тут же поняла, что прятаться бессмысленно.
– Скоро нас порадуют новой постановкой. Конечно, бывает так, что один спектакль подавляет другой. Определенные композиторы, конечно же, больше привлекают внимание публики. Но ведь этого следует ожидать, не так ли?
Каллиопа знала, что болтает чепуху, но продолжала до тех пор, пока на его губах не появилась насмешливая улыбка. Тогда она вздохнула с облегчением.
– Вы любите оперу, милорд?
Джеймс молчал, и она перевела дух.
– Да, понимаю, что это странно, но я наслаждаюсь оперой. – Он бросил на нее оценивающий взгляд. – Если, конечно, ничто другое не отвлекает мое внимание.
Каллиопу обдало жаром. Казалось, она очнулась после внезапной болезни; его реплика вызвала в ее воображении буйные картины того, для чего он мог использовать эту ложу.
– Вам нужен веер? Вы как будто покраснели...
Она послала ему нахальный взгляд: его насмешливое отношение облегчало ей задачу.
– М-м... что ж, милорд, здесь действительно жарковато, вы не находите? – Она облизнула губы и, слегка откинув голову, потерла шею.
Лицо Энджелфорда осталось неподвижным, но, разумеется, он был в прекрасной физической форме; Каллиопа вспомнила, как легко он подхватил горничную вместе с подносом на балу у Киллроев, как поднял ее саму с земли после нападения в саду.
Пока она смаковала свою победу, он переставил кресло вплотную к ней, наклонился и погладил ей шею.
– Может быть, снимем напряжение?
Каллиопа чуть не задохнулась. Ей вдруг стало необыкновенно хорошо. Она позволила ему массировать себе шею, а когда посмотрела на него, ее словно затянуло в омут – у него были такие чувственные губы, каких она никогда еще не видела у мужчин.
Но тут, к ее досаде, в ложу проскользнул лорд Хоулт и разрушил чары.
– Эсмеральда, дорогая, я не знал, что вы сегодня будете в опере.
Каллиопа хотела выпрямиться, но Джеймс ее удержал, продолжая свой массаж.
– Лорд Хоулт! Как мило, что вы пришли. – Она послала ему язвительную улыбку, и тут дверь снова отворилась. – Лорд Рот, какой приятный сюрприз! – Это была правда. Он послужит противовесом Хоулту, который всегда держался с ней высокомерно; особенно ее злило, как он поглаживает свой чертов подбородок.
Оба мужчины прошли вперед и поздоровались.
Хозяин ложи кратко ответил на приветствие. Каллиопа кинула на него острый взгляд. Было видно, что он раздражен.
Энджелфорд встал.
– Извините, дорогая, уверен, что могу оставить вас на попечение двух поклонников, пока я схожу за вином.
Он выскользнул из ложи, а она осталась поддерживать беседу.
Энджелфорд протиснулся сквозь толпу. Оркестранты все еще настраивали свои инструменты, но было ясно, что действие скоро начнется. Он хотел сесть до того, как поднимут занавес. Что все-таки с ним происходит? Перед уходом ему так хотелось врезать обоим незваным гостям по носу!
Джеймс нервно провел рукой по волосам. Все нормально, он просто играет роль, хотя и опасную. Каллиопа – самозванка, о ней ничего не известно, и она любовница его лучшего друга.
И еще она женщина, которую он отчаянно хочет.
Все его чувства крутились вокруг нее. Он бесился, когда она кокетничала со Стивеном, и веселился, когда она отпускала острые замечания, после которых светские барышни начинали заикаться. Она возбуждала его запахом своих духов, интриговала сменой маски и загадочными увертками. Его молнией прожгло желание защитить ее, когда он увидел выражение ее лица при выходе из кареты.
И все же ему не нравилось, что он теряет контроль над собой.
Стивен. Ради него они должны работать вместе, и он обязан держать свои чувства в узде.
Но насколько можно ей доверять? Она что-то скрывает, он это чувствовал. Хотя он не мог полностью снять с нее подозрения, пока все говорило в ее пользу: записка с угрозой, ее действия, ее реакция...
Энджелфорд взял два бокала вина и вернулся в ложу. Там царила атмосфера веселья.
– Всего хорошего, Эсмеральда. Энджелфорд! – Рот встал, и они с Хоултом ушли.
Каллиопа взяла бокал и улыбнулась:
– Спасибо.
Она была в прекрасном настроении, и впервые Джеймсу не хотелось ей его испортить.
Первый акт прошел великолепно, но его не интересовала опера. Он следил за Каллиопой, за тем, как она погружалась в разворачивающееся на сцене действие. Через пять минут она расслабилась и отдалась музыке. Обычно она напоминала закрытую книгу, но сегодня всей душой отзывалась на спектакль.
В антракте они говорили о старательно проработанной декорации замка Дон Жуана, о прекрасном сопрано...
– Истинно талантливая леди, – заметила Каллиопа.
Джеймс в раздумье посмотрел на нее:
– Я удивляюсь, что, имея такое имя – Каллиопа[2], вы не поете.
Она взглянула на него с возросшим интересом:
– Так вы любите классику, милорд?
– Поначалу не любил. Мой наставник говорил, что в первые годы я был плохим учеником, но как-то раз, видимо, впав в отчаяние, он дал мне «Одиссею» Гомера. Я был сражен.
Каллиопа понимающе кивнула:
– Я люблю древние мифы: моя мама очень выразительно их читала. Она научила меня читать и давала книги. А еще она мечтала собрать большую библиотеку. – В ее голосе послышались тоскливые нотки.
– И что случилось потом?
На лицо Каллиопы легла тень.
– Ей так никогда и не представилось такой возможности.
Она впервые поделилась с ним чем-то очень личным, и Джеймс не знал, как продолжать.
– Что еще она любила?
Тени исчезли, на лице появилась печаль.
– Еще она любила петь.
Тут реальность бесцеремонно вмешалась в их разговор: люди толпой потекли в ложи и обратно, и представление началось.
– По-моему, Эсмеральде пора идти на охоту, – сказала Каллиопа и слегка тряхнула накладными локонами.
Джеймс проводил ее в вестибюль, где они разделились; он пошел на балкон курить, она осталась одна и могла без помех устраивать свое представление.
