Его Светлости герцога Найтингейла и дочери Адмирала мисс Бэкли.
С тех пор, как высшее общество Лондона получило приглашения на это знаменательное событие, этот бал был почти единственной темой светских бесед и обсуждений. «Что мне надеть? Нужно заказать новое платье!» «Но, душа моя, ни одно ателье не успеет сшить вам платье за такой короткий срок! А если успеет, то вашему супругу придется выложить за это кругленькую сумму!» «Кто считает деньги, когда нас ждет такое роскошное празднество! Я не могу появиться на этом балу в одном из старых платьев! И вам не советую!» – Именно эти слова были сказаны герцогиней Мальборо и одной из ее подруг, когда лакей принес ей за завтраком красиво расписанное, выполненное из дорогой плотной бумаги приглашение на «бал герцога Найтингейла», как говорили в обществе.
В то время, как леди и джентльмены города с восторгом предвкушали веселье, блеск и возможность показать себя, свои наряды и новоприобретенные драгоценности, чета Уингтонов отнеслась к приглашению довольно равнодушно: Джереми теперь нечасто отлучался из дома, даже на охоту, так как предпочитал проводить время в компании супруги, своего лучшего друга и мисс Сэлтон, которую он таки нашел довольно обаятельной и талантливой девушкой, а Вивиан с горечью в сердце думала о том, что на месте мисс Бэкли должна была быть она, и ее душе противна была мысль о том, что ей придется с фальшивой улыбкой поздравить будущих супругов Найтингейлов. Вивиан была весьма довольна своим положением: ее супруг, все–таки, был привлекательным молодым мужчиной, богатым и в последние месяцы чрезвычайно заботливым, но она знала: он заботится не о ней, а о ребенке, которого, как считал Джереми, которого она должна была родить ему.
– Не более двух или трех бокалов пунша, обещаю тебе, мой ангел, – сказал мистер Уингтон и взял ладонь супруги в свою. – Ты так прекрасна. Беременность тебе к лицу: твоя фигура несколько округлилась, а глаза горят, как два изумрудных камня.
«Бедный, ослепленный радостью мой глупый Джереми! – с насмешкой в душе подумала Вивиан, но ответила супругу ослепительной улыбкой, словно подтверждая его заблуждения. Ведь никакой перемены в своей фигуре она не наблюдала, наоборот, ей казалось, что без своих любимых булочек с джемом она лишь потеряла в весе. Но, уже привыкшая к овсяной каше на завтрак, девушка находила в этой новой традиции пользу для организма и не собиралась отказываться от нее и после сцены с выкидышем, которую она устроит сегодня вечером.
– Как поживает мой первенец? Уже толкается? Хоть немного? – поинтересовался Джереми: он был так вовлечен в беременность жены, что прочитал несколько медицинских трудов об этом деликатном и важном периоде в жизни женщины.
– Мне кажется, я чувствовала несколько легких толчков вчера вечером, – солгала Вивиан и, осторожно переместив свою ладонь из ладони супруга на фарфоровую чашку, полную чая, добавила: – Но я не уверена, были ли это толчки нашего малыша… Возможно, мне просто показалось.
– Что говорит доктор Клиф? – спросил Джереми, тоже возвращаясь к своему чаю.
– В последний свой визит он сказал, что мое состояние стабильно.
Хитрая умница Вивиан! Она сумела настолько расположить к себе строгого неподкупного мистера Клифа, что он уже который раз выполнял ее просьбу и говорил мистеру Уингтону то, что тот желал услышать: состояние миссис Уингтон стабильное, опасаться нечего. Большего будущему отцу не требовалось.
– Сегодня придет колыбель, которую сделали на заказ лучшие мастера Англии. Все для нашего маленького сокровища, – счастливо улыбнулся Джереми. – Дьявол, не могу дождаться августа!
– И я, мой дорогой. И я, – тихо промолвила Вивиан, с облегчение подумав, что ее супруг лишь сыграл ей на руку, когда месяц назад вдруг отказался делить с ней постель. «Не желаю причинить вред нашему ребенку» сказал он и с тех пор появлялся в спальне супруги лишь перед тем, как она ложилась спать, чтобы погладить и поцеловать ее живот, а затем пожелать «маме и малышу спокойной ночи». Зная точное время прихода мужа, Вивиан вынимала из–под платья подушку и, что есть сил, надувала свой живот, который в таком виде вполне подходил для беременности сроком в четыре месяца.
– Только прошу, не будем пока объявлять о малыше, – мягким тоном попросила Вивиан. – Я не желаю, чтобы наше радостное событие лондонские сплетники полоскали так же, как помолвку герцога Найтингейла.
– Согласен, моя дорогая, – с готовностью отозвался на это Джереми. – Это только наше дело. Все, кто близок нам, уже знает. Энтони, твоя Шарлотта… И на этом все. Но ты уверена, что желаешь ехать на этот бал? Там будет очень людно, и я беспокоюсь о твоем самочувствии. К тому же зеваки легко обнаружат твое положение, и тогда сплетен не избежать.
– Не беспокойся, мой дорогой, я надену корсет, но прикажу Джейн не затягивать его слишком туго. Мистер Клиф сказал, что всего один раз не повредит малышу, – заявила Вивиан, которая почти с первого дня своей «беременности» перестала носить корсет. – Насчет бала: если мы не появимся и не проявим уважение к счастливой паре, а также не докажем другим гостям, что мы все еще живы, здоровы и любим друг друга, о нас могут дурно подумать… А это последнее, в чем нуждается твой бизнес, мой дорогой.
Неохотно согласившись с доводами супруги, вечером Джереми предстал перед ней в лучшем, самом новом своем наряде и, увидев Вивиан, одетую в богато расшитое мелкими узорами зеленое платье, застыл от восхищения, а его тело тут же наполнилось похотью. Но помня о том, что его дорогая супруга носила под сердцем его первенца, молодой человек сумел укротить пылающий в его груди и чреслах огонь. Вивиан была для него всем: его любимой женщиной и матерью его ребенка. Он боготворил ее.
К счастью, теперь Вивиан нечего было бояться показывать свою шею: следы, оставленные пальцами Джереми, прошли, и скрывать их шарфом больше не требовалось. В этот вечер белую шею миссис Уингтон украшало тяжелое бриллиантовое ожерелье. Длинные выше локтя белые шелковые перчатки скрывали ее запястья, однако, тоже чистые, и теперь ничто не напоминало о тех ночах, когда мистер Уингтон заставлял свою супругу плакать от отвращения к нему.
Накинув дорогие теплые плащи, Уингтоны вышли из дома, сели в свою блестящую черную карету, и вскоре, войдя в богатый огромный полу–замок Адмирала Бэкли, приветствовали гостей и чувствовали на себе завистливые взгляды.
Недаром все особы женского пола смотрели на миссис Уингтон с завистью, а мужчины – с восхищением, ведь она затмевала своей красотой всех присутствующих на балу дам. Кто–то из джентльменов даже пошутил о том, что миссис Уингтон явно не знакома была с правилами приличия, которые говорят, что нельзя затмевать красотой виновницу торжества,
