В этом поцелуе были нежность и страсть.
Наконец он чуть отстранился, и Лили тихонько вздохнула, прижалась к нему всем телом и обвила руками его шею.
Уэбб все крепче прижимал ее к себе. Он принялся покрывать поцелуями лицо Лили и в какой-то момент вдруг почувствовал, что теряет рассудок.
Уэбб все еще не мог поверить, что соблазнительная женщина, которую он сжимал в объятиях, та самая девочка, которая когда-то преследовала его.
Как бы ему хотелось, чтобы она снова надела свое черное бумазейное платье. Облаченная в траур, она по крайней мере не сводила его с ума.
Лили по-прежнему крепко прижималась к нему, и Уэбб чувствовал жар ее тела, чувствовал, что она желает его. На мгновение она чуть отстранилась и зашептала ему в ухо:
— Уэбб, я…
Но Уэбб и без слов все понимал. Он снова впился поцелуем в ее губы и почувствовал, как Лили затрепетала в его объятиях.
— Кха… — раздался чей-то деликатный кашель. Уэбб обернулся и увидел Костара, стоявшего у порога, а рядом еще одного мужчину.
Он так увлекся, целуя Лили, что даже не услышал, как отворилась дверь. И это Уэбб Драйден, один из лучших агентов министерства! Слава Богу, что об этом его промахе не узнают на берегах Темзы… Иначе он стал бы объектом насмешек.
— Ах, молодые влюбленные, — улыбнулся Костар, толкая локтем в бок стоявшего рядом человека. — Глядя на влюбленных, вспоминаешь о своей юности, не так ли, Труссебуа?
— Ну, я… я… — Труссебуа залился краской.
Лили тем временем привела в порядок свое платье и вышла вперед. Причем вид у нее был совершенно невозмутимый — словно это не ее застали в объятиях молодого человека.
— Мадемуазель, — проговорил Костар, чуть склонив голову, — примите мои извинения за то, что помешал вам, но я хочу представить месье Труссебуа, солиситора вашего отца.
— Очень мило с вашей стороны, что вы незамедлительно пришли ко мне, — сказала Лили, подходя к Труссебуа и протягивая руку для поцелуя.
Лучезарная улыбка Лили, казалось, еще больше смутила солиситора — он так разволновался, что рассыпал по ковру содержимое своей папки.
Бедняга покраснел еще сильнее и, опустившись на колени, принялся собирать разлетевшиеся бумаги. Наконец выпрямился и, сунув документы в черную кожаную папку, виновато посмотрел на Лили.
— Я же говорил вам, — сказал Костар, — что она — точная копия своей матери.
— Вы забыли, Костар, что я никогда не встречался с графиней де Шевену.
В этот момент в гостиной появилась мадам Костар с тяжелым серебряным подносом, уставленным тарелками с бутербродами и пирожными. Кроме того, на подносе стоял огромный кофейник.
— Костар, — сказала она, обращаясь к мужу, — пойди поищи портрет нашей дорогой графини. Мне кажется, он на чердаке. После смерти жены граф убрал его, так как портрет постоянно напоминал ему о том, какое сокровище он потерял. — Мадам Костар улыбнулась Лили, и из ее глаз хлынули потоки слез. — Вы же не будете возражать, моя дорогая? Ведь вы, наверное, желаете, чтобы портрет вашей матери висел в этой комнате?
— Да, разумеется, — кивнула Лили.
Наконец Костары ушли. Уэбб уселся на диван и задумался… Его немного удивил Бермар Труссебуа. Слишком уж нервным казался этот человек.
Солиситор подошел к Лили, и она представила ему Уэбба — представила как своего жениха.
Затем месье Труссебуа водрузил на нос очки и принялся рассматривать Лили — казалось, он не верил, что перед ним дочь графа де Шевену.
Уэбб с удивлением наблюдал за Лили. Она была столь невозмутима и держалась с такой уверенностью… «Неужели она та самая женщина, которую я только что сжимал в объятиях?» — спрашивал себя Уэбб.
Он не знал, восхищаться ли ему выдержкой Лили. Во всяком случае, она была прекрасной актрисой. Но неужели Лили играла и несколько минут назад, когда трепетала в объятиях? Или она играет только сейчас?
А может, она наказала его за то, что он заставил ее отправиться в Париж? «Но это сладкая месть», — с улыбкой подумал Уэбб.
И туг он понял, что ему ужасно хочется вышвырнуть из дома этого несносного солиситора и поскорее приступить к поискам дневников. Или все-таки лучше отложить?
Лили налила месье Труссебуа чашку кофе.
Глубоко вздохнув, Уэбб решил пока не думать ни о чел и внимательно наблюдать за происходящим.
Услышав вздох сообщника, Лили посмотрела на него и улыбнулась:
— Хочешь кофе, мой милый?
Уэбб молча кивнул.
«Господи, — думала Лили, наливая ему кофе, — неужели у этого человека совсем нет сердца?»
Уэбб по-прежнему молчал. Более того, он хмурился делал вид, что отчаянно скучает.
Месье Труссебуа долго ерзал на стуле. Наконец, успокоившись, сделал глоток кофе и поставил чашку на стол. После чего раскрыл кожаную папку и принялся перебирать бумаги. Вскоре Лили стало казаться, что он совершенно забыл о ней.
Она посмотрела на Уэбба, но тот только пожал плечами, всем своим видом давая понять, что тоже не знает, что делать.
Утомленная затянувшимся молчанием, Лили спросила:
— Не хотите ли пирожных, месье Труссебуа?
Солиситор вздрогнул и в изумлении уставился на молодую женщину — казалось, он никак не может сообразить, кто же она, собственно, такая.
— О Боже… Да-да, конечно. Если это не затруднит вac, — выпалил он скороговоркой.
Лили положила на тарелку несколько самых красивых пирожных и протянула солиситору.
— Полагаю, что нам обоим сейчас трудно, — сказала она. — Но я надеюсь, мы сумеем установить такие же отношения, какие были у вас с моим отцом. Я знаю, что он очень уважал вас, — продолжала Лили, удивляясь, что такой умный человек, как Анри де Шевену, мог нанять на службу подобного простофилю.
— Ах да, ваш отец… — как-то странно улыбнулся месье Труссебуа. — Прекрасный был человек, хотя кое в чем я бы его упрекнул. К примеру: почему он так долго держал на Мартинике свою дочь? И почему скрывал ото всех, даже от меня, факт ее существования? Представьте мое удивление, когда я обнаружил его последнее завещание. Там говорится, что все свое имущество он завещает вам, дочери, о которой никто ничего не знал.
Лили улыбнулась. На эту тему она могла бы говорить часами.
— Мой отец решил, что так будет лучше для меня. Он заботился о моей безопасности. — Лили говорила тихим ровным голосом, стараясь походить на девушку, которая восемь лет провела в монастыре. — Ведь за это время во Франции многое изменилось. Я узнавала обо всем из писем отца. Так что нет ничего удивительного в том, что он принял меры предосторожности и отправил меня на Мартинику. Он поступил как заботливый, любящий родитель.
Разумные слова молодой женщины, казалось, немного успокоили солиситора. Однако он продолжал задавать вопросы — расспрашивал Лили о ее жизни на Мартинике, просил поделиться детскими воспоминаниями. В конце концов он окончательно успокоился. Было очевидно, что «допрос» вполне его удовлетворил. Правда, один раз месье Труссебуа тяжело вздохнул — заканчивая рассказ о своей жизни, Лили сообщила, что почти не умеет танцевать.
