Она резко замотала головой, отгоняя страшные воспоминания. Нет! Это все в прошлом! Нельзя думать об Игнатии – это делает ее совсем слабой. Потом, потом, когда она доберется до дому, она упадет на колени перед матушкой, зароется лицом в ее юбки и даст волю слезам, оплакивая свою первую любовь.
Потом. Не сейчас.
А сейчас надо поспешить. Близится закат. Вчера в это время они прибыли в Лаврентьево, и как раз крестьяне возвращались с полей. Вот-вот воротятся и обитатели людской. Ничего хорошего не будет, если Ирена попадется кому-то на глаза. Скорей отсюда!
Она выскользнула из людской и оказалась в просторных сенях о двух дверях. Одна была распахнута. Ирена осторожно выглянула и увидела, что находится на задах усадьбы. Вдали темнела роща. Наверное, туда и следовало держать путь, чтобы добраться до неведомого Чертова моста. Ирена уже ступила было на крыльцо, как услышала злобный голос:
– Запорю! Ишь, развели грязищу! А ну, становись на колени да мети дорожку бородищей!
Этот голос она узнала. Это был голос Булыги, ужасного горбуна, старосты, прихвостня Адольфа Иваныча. Но смотреть, кого он там распекает и кого норовит подвергнуть унижению, Ирена не стала. Самой бы спастись!
Отпрянула в сени, прижалась к стене. Значит, этот путь к бегству отрезан. Надо выбраться отсюда каким-то другим образом. Может быть, через вторую дверь?
Ирена тихонько приоткрыла ее… Эта дверь вела прямиком в барские покои. Коридор, стены которого обиты штофом цвета бордо с золотистыми узорами, выглядел так же нарядно и изысканно, как и те комнаты, которые вчера мельком видела Ирена. Кругом стояла тишина.
Ирена кралась мимо череды дверей, опасаясь приоткрыть которую-нибудь: а вдруг откуда ни возьмись выскочит Адольф Иваныч вместе с Нептуном, которого он обучает разным губительным кундштюкам? Бульдога, положим, Ирена ничуть не опасалась, однако встречи с Адольфом Иванычем нужно было избежать во что бы то ни стало. Она шла и шла по коридору, тревожась, что, очень может быть, уже миновала выход на улицу, набираясь храбрости заглянуть хоть в какую-то дверь, как вдруг детский возбужденный смех донесся до нее. Это было так неожиданно в доме, который представлялся ей скопищем сокровищ убранства и ужасов бытия, что она невольно приостановилась у неплотно прикрытой двери и прислушалась.
– Поди, Куря! – ворчал кто-то. – Мешаешь!
– Сам поди, Савелька! – отвечал обиженно другой голос – тонкий, мальчишеский. – Теперь мой черед!
– Черед ушел в огород! – огрызнулся первый голос, принадлежавший неведомому Савельке. – А тут, знаешь, кто смел, тот и съел. Вот напробуюсь – и тебя пущу.
Ирена припала глазом к щелке и увидела небольшую комнату с приоткрытым окном. По стенам стояли высокие табуретки, а на них были водружены большие глиняные горшки. Рядом стояли табуретки пониже, на каждой тоже находился горшок. Во всех верхних горшках внизу была просверлены дырочки, из которых в нижний медленно стекала тягучая, тонкая, янтарно-золотистая струйка.
Что за чудеса? Что это такое?
Ирена всегда была чрезмерно любопытна. Вот и сейчас, не сдержавшись, она ближе прижалась к двери, и та под ее тяжестью распахнулась так резко, что Ирена ввалилась в комнату, едва удержавшись на ногах.
Двое мальчишек в рубахах и портках из небеленого полотна застыли перед горшками, с ужасом глядя на Ирену.
– Это не я! – возопил один, повыше и покрепче, с соломенными волосами и голубыми глазами, с румянцем во всю щеку. – Это не я, это Куря!
С этими словами он с невероятным проворством выпрыгнул в окошко. Приятель же его оказался менее ловок и везуч. Он тоже ринулся к окну, да на полпути вздержка его портков развязалась, он наступил на штанину и растянулся на полу.
Ирена не зевала: мигом оказалась рядом и придавила парнишку к полу, для верности наступив ему на спину. При этом она только сейчас обнаружила, что стоит босая, и с некоторым ужасом уставилась на свою нежную ногу. Как же она побежит через рощу и какой-то там мост?! В роще небось дорожки для нее не проложены, не выметены. А на мосту… на мосту доски, конечно, щелястые, занозистые… Надо во что бы то ни стало раздобыть какую-нибудь обувь. Хотя бы лапти вроде тех, что надеты на парнишке со странным именем Куря!
– Пусти, Христа ради! – пробормотал тот между тем, пытаясь повернуться. – Не выдавай немчуре! До смерти задерет!
При этих словах Ирена мигом преисполнилась к нему самого хорошего отношения. Однако она прекрасно понимала, что Куря немедля даст деру, лишь только она его отпустит. А потому руки-то она разжала и ногу с узкой тощей спины сняла, однако прежде, чем Куря успел подняться, проворно загородила собой окно.
Мальчишка вскочил, поддерживая портки, – и тотчас лицо его выразило такое откровенное разочарование Ирениным стратегическим маневром, что она не выдержала и расхохоталась. Куря смотрел обиженно, а Ирена – изумленно. На вид Куре казалось лет десять. У него были точеные черты, очень белая кожа, кое-где покрытая оранжевыми веснушками, но при этом – большие черные глаза необычайно красивого разреза, черные брови вразлет, густые черные волосы, стриженные по-крестьянски, нелепой скобкой, но даже это не могло испортить безусловной красоты тонкого детского лица. И в лице этом было что-то очень знакомое.
«Где я его видела? – рассеянно вспоминала Ирена. – Да где еще, как не в этом доме. Наверное, мелькнул перед глазами вчера или сегодня утром…»
– Отпусти меня! – взмолился Куря. – Отпусти, а? Ну что тебе проку в моей погибели?
– Неужели тебя до смерти убьют за то, что в окошко залез? – ужаснулась Ирена.
– Что в окошко – это еще полбеды, – повесил голову Куря. – А вот что мед крал…
Ирена поглядела на горшки. Так вот что это такое – золотистое, тягучее! Мед, ну конечно. Ей захотелось подставить палец под тонкую струйку, а потом облизать его. Захотелось есть!
– А почему мед из одного горшка в другой течет? – спросила она.
Куря уставился недоверчиво:
– Нешто не знаешь?!
– Знала бы, так не спрашивала, – пожала плечами Ирена.
– Откуда ж ты такая взялась, что не знаешь, как мед берут?
– Знаю, – обиделась Ирена. – Мед берут ложечкой из розетки, а в розетку накладывают из вазочки. Еще из плошки деревянной его берут, – уточнила она, вспомнив ту плошку, что разделила утром с Емелей.
– Мед берут из ульев, – пояснил Куря с видом превосходства. Поскольку он при этом повыше поддернул свои упадающие вниз штаны и завязал вздержку, выглядел он не столько важно, сколько комично. – Из пчелиных ульев. Пчелы с цветов пыльцу собирают, в улей несут, а там из него медок высиживают.
