— Твой отец наверняка тебе рассказывал об этом, — бесцеремонно перебила ее тетушка Венера. Она всегда считала Эрси дурочкой, большой любительницей поболтать, и никогда не обращала на нее внимания, если только та не втягивала ее в спор. Внешне сестры мало походили друг на друга, но обе отличались замкнутостью, хотя их эгоизм проявлялся по-разному.
— Папа лишь вскользь упомянул о выставке. Как вы знаете, он ведь не принадлежит к числу ее организаторов.
— Но он член Королевского общества и играет там весьма заметную роль. Он просто обязан знать все об этой затее, — заявила Венера. — Кстати, где он? По крайней мере мог заехать, засвидетельствовать свое почтение.
— Папа в Дербишире, — ответила Флер. — Он приедет поездом сегодня после обеда. Он обязательно вас навестит.
— Если только вспомнит, где находится, — сухо прокомментировала Венера. Полагаю, он в Четсуорте? Не понимаю, для чего досаждать этому несчастному человеку в деревне, если он живет в Девоншире, рядом с вашим Чизвиком?
— Вы отлично знаете, тетушка, что он не поехал к герцогу в Четсуорт. Папе потребовалось проконсультироваться с мистером Пэкстоном.
— Конечно, дорогая, вполне в стиле Ранульфа, — сдержанно кивнула тетушка Венера, — заигрывать со слугами. Он никогда не дает себе труда завести приличные связи. Бедный ребенок, если бы не мы с Фредериком, ты бы выросла настоящей дикаркой!
— Мистер Пэкстон — не слуга, он крупный специалист. И папа проявляет такой живой интерес к лилии…
Тетушка Эрси, которая до сих пор слушала их разговор вполуха, вдруг вцепилась в последнее слово:
— Лилия. О чем ты говоришь, дорогая? В этом деле замешана женщина, да? Не хочешь ли ты сказать, что твой отец наконец решился на повторный брак? Сколько раз мы пытались…
— Прекрати молоть вздор, старуха, — прикрикнула на нее Венера. — Отправляйся-ка спать! Тоже мне скажет, замешана женщина!
Флер увидела, как у ее младшей тетки затряслись губы. Она поспешила вмешаться.
— Я говорила, тетушка Эрси, о водяной лилии, — о редкой тропической лилии которая растет у мистера Пэкстона в Четсуорте. — Эрси все еще не преодолела смущения, и Флер терпеливо продолжала объяснять. — Разве вы не помните, как папа предложил ему свой саженец, тот, который рос в Кью и не дал бутона, и они очень боялись вообще потерять этот экземпляр?
— Да, что-то припоминаю, — ответила тетушка Эрси, поднеся уголок носового платочка к глазам и с осуждением поглядывая на свою сестру. — Но это не дает право Ви быть со мной такой грубой. Я не могу постоянно обо всем помнить!
Тетушка Венера сразу вся вспыхнула, и Флер торопливо продолжила свои объяснения, опасаясь, что возникшая ссора вновь нарушит мир в доме.
— Просто удивительно, как она выросла. Ее листья сейчас достигают в диаметре почти пяти футов. Папа говорит, что это растение ужасно сильное, вы просто не поверите, тетушка. Семилетняя дочка мистера Пэкстона может стоять на нем во весь рост! Лилии стал мал ее резервуар, и мистер Пэкстон даже хочет сделать для нее особый водоем. Ну, вы же знаете, как он любит заниматься строительством…
— Строительством? — переспросила тетушка Эрси, слегка покачивая головой. — Вот ты здесь рассуждаешь о строительстве, а известно ли тебе о разработанном комитетом плане возведения павильона для задуманной принцем Всемирной выставки? Все говорят, что его проект неосуществим. Нужно двадцать миллионов штук кирпича и сто тысяч фунтов стерлингов, или наоборот? Несчастный лорд Брухэм, он просто вне себя от гнева…
— Да мы только десять минут назад говорили об этом, бестолковое создание! — рассердилась Венера. Она повернулась к Флер. — Брухэм — скучный старый дурак, но комитет разработал такой чудовищный, лишенный всякого здравого смысла проект. Что-то вроде гигантского отвратительного железнодорожного вокзала с куполом наверху в половину размера купола храма Святого Павла, и вся эта громадина должна быть сделана из кирпича, стали и камня и будет прочнее Букингемского дворца! Если только ее построят в срок — в чем я глубоко сомневаюсь, — то этот павильон станет бельмом у всех на глазу прямо посередине Лондона.
— Да нет же, — возразила ей тетушка Эрси. — Наша дорогая королева пообещала, что после выставки павильон разберут в течение одного года. В противном случае на это не пошли бы… к тому же необходимо еще решить проблему с деревьями, само собой, которые…
— Какими деревьями, тетушка?
— Для строительной площадки нужно срубить с полдюжины старых вязов, — резко вступила в разговор Венера, — но в палате общин подняли такой рев, словно речь идет о шести членах королевской семьи, которых поволокут на гильотину!
Эрси театрально пожала плечами:
— Ах, прошу тебя, не употребляй этого чудовищного слова, Ви, прошу тебя! Я вспоминаю нашего несчастного дедушку…
— А ты не вспоминай, — грубо оборвала ее Венера. Она снова повернулась к племяннице. — Но вопрос не только в строительстве. Весь замысел изначально неверен! Лондон наводнят бесчисленные орды иностранцев. Можешь представить, какие нас поджидают опасности, грязь, болезни, не говоря уже о том, что каждый жилой дом в Найтсбридж превратится… — Венера осеклась, поджала губы, чтобы сдержать готовое сорваться с языка поганое слово «бордель», но ее сестра отлично поняла, что она хотела сказать.
— Ах, Ви, Боже! — слабым голосом воскликнула Эрси.
— К тому же Ричард Мейн испытывает большие сомнения в способности полицейского корпуса справиться с такой толпой бродяг и карманных воров, которые наводнят Гайд-парк.
— Послушав вас, можно подумать, что нам предстоит перенести нашествие, — заметила Флер. Ее забавляла перебранка тетушек. Мне казалось, что цель такого мероприятия — отпраздновать установление мира.
— Быть может, так считают сторонники свободной торговли. Но протекционисты иного мнения, и мне отнюдь не кажется, что они заблуждаются. Если принцу вздумалось организовать выставку английских промышленных изделий и искусства, то никто не возражает, но зачем приглашать весь мир? Почему мы должны, засунув руки в карманы, молча за всем наблюдать, тем самым помогая всяким там иностранцам и революционерам демонстрировать свои товары и подрывать нашу торговлю?
— Ах, Ви… — начала было возражать этой уничижительной критике Эрси, но вдруг передумала.
Только два года назад по всей Европе прокатилась революция, и Франция во второй раз отказалась от республики, заменив ее на монархию. Для тех, кто вырос до 1815 года, особенно для двух этих: престарелых француженок, было трудно свыкнуться с мыслью, что в Париже снова всем заправлял Бонапарт — Луи-Наполеон, родной племянник тирана.
