— В женщине должна быть тайна, — пояснил племянник.
— Фу-ты ну-ты! Тайны ему подавай! Какой еще тайны? Ты что, искатель приключений?
— Нет… Но хочется романтики.
— Господи! Слышала бы тебя твоя покойная матушка, сестрица моя! Мир ее праху! Вот и не женат до сих пор, что все тайны ищешь, а нормальных женщин не замечаешь. Или тебе графа Теразини выписать из Москвы?
— Кто таков? Не знаю о нем ничего.
— Да чародей заграничный. Вот он-то и мастер по тайнам. Сказывают, будто вызвал дух покойного мужа княгини Ромодановской и та, представляешь! — от духа этого понесла ребенка! — Аглая Дмитриевна перекрестилась. — А еще одному любителю тайн вроде тебя материализовал статую богини Дианы! И тот на ней женился!
— Ах, Аглая Дмитриевна! Ну что вы слушаете всякую чепуху! Тюрьма по этому Теразини плачет.
— Тюрьма-то, может, и плачет, только вот сколько народу он обманет, прежде чем им полицейские заинтересуются. Ладно, все это пустое… Так что, намерен ты жениться?
Сергей Львович тяжело вздохнул, смял льняную салфетку и, понимая, что тетушка все равно не отстанет, изрек:
— Хорошо, готов. Но уговор!
— Какой?
— Сия ваша особа мне должна понравиться.
— Господи, ну конечно! — обрадовалась Аглая Дмитриевна проявленному интересу племянника.
* * *
На другой день Сергей Львович пробудился в дурном расположении духа: его весьма угнетало предстоящее мероприятие. Он уже предчувствовал очередную барышню лет так тридцати, в очках; или нет, пожалуй, рябую, но до жути хозяйственную.
Дело в том, что семейное счастье в понимании Аглаи Дмитриевны включало в себя следующие атрибуты: собственный дом, пусть и небольшой; яблоневый сад, скотный двор — непременно; жену, которая шьет, варит варенье, умеет управляться с кухаркой и кучером и прочей прислугой, если таковая есть… Что еще? Да, и чтобы детей нарожала непременно троих. Аглае Дмитриевны очень нравилось, когда в семье именно трое детей, а не больше или меньше.
Сергей Львович потянулся, почесал волосатую грудь, видневшуюся из-под нижней рубахи, зевнул и подумал: «Отчего я постоянно в отпуск приезжаю сюда? Вот уж сколько лет подряд — одно и то же: барышни разного калибра, словно артиллерийские снаряды: либо очень большие, либо маленькие… И ничего, чтоб в самый раз… В следующем году поеду в Москву, сниму номер в гостинице и отдохну как захочу… В ресторан схожу, на лошадиные бега… Куда еще? Словом, придумаю, как время провести. И никаких перезрелых невест!»
В комнату вошла Аглая Дмитриевна.
— Сереженька, пробудился, душа моя?! Вот и славно! Умывайся, Варвара завтрак уже приготовила.
— Да, тетушка, встаю уже… — Племянник потянулся и сел на кровати, пытаясь отогнать дурные навязчивые мысли.
Позавтракав омлетом и пирожками с джемом, Аглая Дмитриевна объявила за столом дорогому племяннику:
— Ты помнишь, что обещал мне вчера?
Сергей Львович кивнул, откусывая пирожок и запивая его клюквенным морсом.
— Тогда после завтрака приводи себя в порядок. Да, и непременно мундир надень! Девушки любят военных.
Племянник вздохнул, он и сам знал, что военный мундир — залог успеха у женского пола. Но вот в тетушкином выражении «девушки» он весьма сомневался. Наверняка предполагаемой невесте не менее тридцати, а то и того больше: и где Аглая Дмитриевна их только берет?
* * *
Ровно в двенадцать часов пополудни неугомонная Аглая Дмитриевна и ее обожаемый племянник погрузились в коляску и направились на очередные смотрины.
— Тетушка, умоляю, хоть намекните: куда мы едем?
— Увидишь! — таинственно отрезала тетушка.
У племянника неприятно «засосало под ложечкой», он подозревал, что тетушкины недомолвки не предвещают ничего хорошего.
Погода стояла дивная: теплый сентябрьский день благоухал ароматом сухих трав, деревья роняли слегка пожелтевшие листья, дул приятный легкий ветерок. Но Сергея Львовича не радовали прелести природы. Его грыз червь, увеличиваясь в размерах по мере удаления от тетушкиного имения.
Майор не обращал внимания на дорогу, они ехали лесом, затем полем, и все здешние пейзажи казались ему на один мотив. Но, когда коляска в очередной раз повернула, вдалеке стала различима усадьба, окруженная несколько покосившимися постройками.
Сергей Львович почувствовал некое волнение, сам не понимая, что с ним происходит, и спросил:
— Аглая Дмитриевна, почему сии места кажутся мне знакомыми?
Тетушка рассмеялась.
— Разве ты забыл, мой друг, Полину Вересову? Мы часто приезжали к ее матушке в гости.
Сергей Львович тотчас вспомнил миловидную юную барышню четырнадцати лет, в белом платьице, перехваченном красной лентой под грудью: Боже! Как эта ленточка и все то, что находилось выше нее, волновало воображение пятнадцатилетнего Сереженьки.
— Вижу, ты вспомнил Полину.
— Да, она была очаровательной барышней. Надеюсь, что и сейчас она такова.
— Время меняет людей, мы, увы, не молодеем. Но это отнюдь не означает, что она стала дурнушкой, — многозначительно изрекла Аглая Дмитриевна.
Но майор, поглощенный воспоминаниями о далекой юности, пропустил ее слова мимо ушей. Сергей Львович словно на яву видел, как он катается с Полиной на лодке, он — на веслах, а она черпает ладошкой воду… Девочка взглянула на него, ее голубые глаза обворожительно-прекрасны… Ее смех — музыка для слуха… Ее девичья грудь волнует воображение скромного мальчика… Полина слегка приподняла платье… Ее ноги… Да, точно, и сон в руку!
«Боже мой, она должна быть красавицей, да и по возрасту мне подходит», — решил майор.
— Тетушка, а была ли Полина замужем? Она что, вдова? И почему вы раньше ничего о ней не говорили?
Аглая Дмитриевна сделала вид, что не расслышала вопроса племянника. Но тот не отставал, проявляя неприличную назойливость:
— Аглая Дмитриевна! Полина была замужем? Почему мы не навестили ее в прошлом году?
— Нет, не была. А не навестили, потому как нынче летом она только из Петербурга вернулась, где последние десять лет жила.
Сергей Львович не придал значения ответу своей тетушки, он пребывал еще в плену приятных воспоминаний.
* * *
Коляска Аглаи Дмитриевны подъехала к Вересово. Сергей Львович обратил внимание на покосившиеся хозяйственные постройки, явно не хватало мужской руки.
Дом и вовсе пострадал от времени: оконные рамы совершенно облезли; резьба и лепнина, украшавшие фасад представляли собой печальное зрелище. Фонтан, стоявший во дворе и некогда радовавший глаз, и вовсе разрушился: ваза с фруктами, из которой били искусственные ключи, стояла полуразрушенная.
