— Чей дядя?
— Генри, Эстеллы и Аделины. И твой, если ты согласна.
Я снова засмеялась. Я всегда смеялась без видимой причины, когда была счастлива. А в этом человеке было нечто такое, отчего я чувствовала себя счастливой.
— Так ты согласна?
Я кивнула.
— Вы тут не живете, — заметила я.
— Я приезжаю в гости. Прибыл вчера вечером.
— А вы останетесь?
— На некоторое время. Потом уеду.
— Куда?
— В море. Я живу в море.
— Это рыбы живут в море, — недоверчиво возразила я.
— И моряки.
— Дядя Тоби! Дядя Тоби! — К нам подбежала Эстелла и кинулась к моему собеседнику.
— Привет! — Он взял ее на руки, и они оба рассмеялись. Я почувствовала укол ревности.
Потом подошел Генри.
— Дядя Тоби!
Мужчина поставил Эстеллу, и они с Генри заговорили.
— Когда вы приехали? Вы надолго? Где вы были?
— Все расскажу, — ответил дядя. — Я приехал вчера вечером, после того как вы легли спать. Я узнал обо всем, что вы делали, пока меня здесь не было. И уже познакомился с Кармел.
Эстелла уничтожающе посмотрела на меня. Но дядя Тоби улыбнулся мне.
— Пойдемте в дом, — сказал он. — Мне столько нужно вам рассказать! И столько показать!
— Да, да! — рассмеялась Эстелла.
— Идемте, — сказал Генри.
Эстелла схватила дядю Тоби за руку и потянула его к дому. Я вдруг почувствовала себя очень одинокой и покинутой, но дядя Тоби повернулся ко мне и протянул руку.
— Идем, Кармел, — позвал он.
И я снова была счастлива.
Визиты дяди Тоби были самыми счастливыми эпизодами моего детства. Они случались нечасто и тем ценнее были. Дядя Тоби был братом миссис Марлин. Это не переставало удивлять меня. Трудно найти людей, которые были бы так не похожи друг на друга. В дяде Гоби совсем не было жесткости и строгости, присущих его сестре. Создавалось впечатление, что его ничто не тревожит в этом мире и что бы ни случилось, он преодолеет любые невзгоды. В его присутствии начинало казаться, что и тебе под силу справиться с любой трудностью. Возможно, в этом и был секрет его очарования. Когда приезжал дядя Тоби, все обитатели дома вели себя иначе. Даже няня Гилрой смягчалась. Он говорил ей то, что никак не мог думать всерьез. «Ложь ли это?» — размышляла я. Лгать, конечно, не очень хорошо. Но в моих глазах все, что делал дядя Тоби, было правильным.
— Няня, — говорил он, — каждый раз, когда я вас вижу, вы становитесь все краше.
— Бросьте, капитан Синклер! — возмущенно отвечала няня Гилрой, поджав губы. Думаю, на самом деле она ему верила.
Даже миссис Марлин менялась. Ее лицо становилось мягче, когда она смотрела на брата. Я по-прежнему удивлялась тому, что он ее брат. На доктора присутствие дяди Тоби тоже оказывало влияние: он больше смеялся. Что до Эстеллы и Генри, они не отходили от гостя ни на шаг. Он был добр и особенно нежен с Аделиной. Она сидела, смотрела на него и улыбалась — и становилась по-своему красивой.
Но что особенно очаровывало меня: дядя Тоби всегда подчеркивал, что я одна из его племянников. Мне казалось, я нравилась ему больше остальных. Но, возможно, мне просто хотелось в это верить.
— Идем, Кармел, — говорил он, сжимая мою ладонь в своей, — держись ближе к дяде Тоби. — Словно меня нужно было об этом просить!
— Это мой дядя Тоби, — напоминала Эстелла. — Он не твой!
— Он говорит, что будет моим дядей, если я захочу. А я хочу.
— У цыган нет таких дядей, как дядя Тоби.
Эти слова меня опечалили, потому что были правдой. Но я отказывалась смириться с этим фактом. Думаю, на самом деле Тоби специально подчеркивал, что хочет быть моим дядей.
Приезжая, дядя Тоби много времени проводил с детьми. Эстелла и Генри учились ездить верхом. И он сказал, что я тоже должна учиться. Он усаживал меня на пони, брал его за повод, специально привязанный к сбруе, и водил по полю, крут за кругом. Я была на вершине блаженства.
Дядя Тоби рассказывал нам о том, что делал в море. Он объехал весь мир и описывал места, о которых я никогда прежде не слышала: загадочный Восток, чудесный Египет, красочную Индию, Францию, Италию и Испанию.
Я, бывало, стояла у глобуса в классной комнате, вращала его и спрашивала у мисс Харли: «Где Индия? Где Египет?» Мне хотелось узнать больше о тех замечательных местах, которые посещал наш чудесный дядя Тоби.
Он привозил детям подарки, и — о чудо из чудес — мне тоже! И напрасно Эстелла говорила мне, что он — не мой дядя Тоби! Он мой… и даже больше, чем их!
Дядя Тоби привез мне в подарок шкатулку из сандалового дерева, на которой сидели три обезьянки. Он сказал мне, что они обозначают: «Я не вижу плохого, не говорю плохого, не слышу плохого!» Когда крышку шкатулки поднимали, играла мелодия «Боже, храни королеву». У меня никогда еще не было ничего столь прекрасного. Я не расставалась со шкатулкой, ставила ее у кровати, чтобы ночью можно было протянуть руку и проверить, на месте ли она. Первое, что я делала, когда просыпалась, — открывала крышку и слушала мелодию.
Коммонвуд был волшебным местом, пока там был дядя Тоби. Но когда он уезжал, дом опять становился скучным и обыкновенным. И все же в моей душе теплилась надежда, что дядя приедет снова.
Когда мы прощались, я прижималась к нему. Мне казалось, что ему это нравится.
— Вы скоро вернетесь? — спрашивала я, и его ответ всегда был один и тот же:
— Как только смогу.
— Но вы точно вернетесь? — пылко настаивала я, зная, что взрослые склонны давать обещания, которые не собираются исполнять.
И к моей несказанной радости, дядя Тоби отвечал:
— Теперь, когда я познакомился с мисс Кармел Март, меня ничто не сможет задержать.
Я стояла и слушала стук копыт и скрип колес коляски, которая увозила его прочь. Потом, когда мы возвращались в дом, Эстелла говорила:
— Он не твой дядя Тоби!
Но ничто не могло меня в этом убедить.
Однажды весной, после первого приезда дяди Тоби, Генри пришел в детскую и объявил:
— В лесу цыгане. Я видел кибитки, когда проходил мимо.
Мое сердце застучало быстрее. Уже много лет они не появлялись здесь — с самого моего рождения.
— Боже мой! — воскликнула няня Гилрой. — Нужно что-то делать. Ну почему они приезжают сюда и досаждают нормальным людям? — Говоря это, она смотрела на меня, словно я была виновата в том, что они приехали.
— Они имеют право, — сказала я. — Лес — для всех, кто захочет туда пойти.
— Будьте любезны, не дерзите мне, мисс, — сказала няня. — У вас могут быть причины, чтобы любить их. Но я — и тысячи таких, как я, — имеем другое мнение. Неправильно разрешать им приезжать сюда, и с этим нужно что-то делать. Если они придут в Коммонвуд-Хаус со своими прищепками и пучками ерики[2], можешь с ними не церемониться, Сэлли. И от меня они услышат то же самое!
