Самые проницательные европейские государи, обеспокоенные развитием событий во Франции, уже давно твердили о том, что пора положить конец произволу черни, не то революционная зараза может перекинуться и на их благополучные дома. Однако слова – это одно, а способными на действия оказались лишь двое: австрийский император, брат французской королевы Марии-Антуанетты, и его союзник – прусский король. К ним присоединился принц Конде со своим корпусом, набранным из эмигрантов, так что в распоряжении коалиции оказалась внушительная армия в 74 тысячи человек. Главнокомандующим был назначен герцог Брауншвейгский, старый военный с безупречной репутацией. Своей целью прусский король и австрийский император провозгласили возвращение Людовика на трон предков и восстановление во Франции законного порядка. Порядок мыслился примерно таким образом: мир – крестьянам, замки – аристократам, а приверженцев свободы, равенства и братства – на фонари, где им самое место.
Если бы союзники думали только так, то ничего страшного бы не случилось; но, на свою беду, они пошли на поводу у жаждущих отмщения роялистов и выпустили манифест, в котором герцог Брауншвейгский заявил, что сотрет Париж с лица земли, если с королевской семьей что-то случится. Манифест дошел до Парижа и вызвал там невиданное возмущение, итогом которого стало окончательное низложение короля и заключение его вместе с семьей в тюрьму Тампль. Таким образом, начало кампании нельзя было считать слишком удачным. Но вскоре оно с лихвой было возмещено военными победами. Как выяснилось, армия поборников свободы никуда не годилась. Французские войска отступали, офицеры-дворяне переходили на сторону врага, солдаты дезертировали толпами. Словом, все, решительно все обещало союзникам стремительный успех.
Арденнская армия под командованием генерала Дюмурье, последняя, на которую надеялись мятежники, была вынуждена отступить, но теперь даже новость о ее окончательном разгроме вряд ли обрадовала бы герцога. Он чувствовал себя старым, больным и несчастным. Вдобавок ко всему у него начала ныть простреленная когда-то нога, а это означало, что погода вскоре ухудшится. Он с отвращением поглядел на пышущее здоровьем лицо адъютанта и отвернулся, поудобнее прилаживая съехавший набок парик.
– Какие новости, Людвиг?
– Новости, ваша светлость? К полковнику Браницкому приехала какая-то дама.
– Вы иногда поражаете меня, Людвиг, – забурчал герцог, которому наконец удалось надеть парик как следует. – Я вас спрашиваю о военных действиях, об этом прохвосте Дюмурье, а вы мне о какой-то даме. Кто она такая, кстати?
– Она говорит, что родственница, – объявил Людвиг. – Но сестер у него нет, так что… гм!
И он со значением покосился на главнокомандующего.
– Думаете, жена? – проворчал герцог.
– Думаю, это было бы нежелательно, – в некотором замешательстве ответил адъютант. – Я хотел сказать, ваша светлость…
Но его светлость уже вспомнил, что полковника Браницкого – кстати, отличного военного и храброго малого – в качестве денщика сопровождала переодетая девица, что отношения, которые были между этой девицей и Браницким, ни для кого в войске не составляли тайны и что появление жены, пусть даже сто раз законной, вряд ли могло обрадовать ее мужа.
– Я надеюсь, вы были почтительны с этой дамой? – спросил герцог. – Указали ей, к примеру, хорошую гостиницу и сообщили, что полковник уехал куда-нибудь… по делам?
Адъютант приосанился и выпятил грудь.
– Она не захотела ехать в гостиницу. Сказала, что очень торопится и ей надо только передать полковнику кое-какие письма.
– Понятно, – вздохнул герцог. – А где он сам, кстати?
– Должен быть у себя, ваша светлость, если только…
– Георг! – крикнул герцог. В дверях показался старый слуга с узким, желтоватым лицом, на котором было написано кислое недовольство. – Сходи-ка к полковнику Браницкому да предупреди его, что его ищет некая особа, возможно, жена… а возможно, и нет, – добавил герцог, поворачиваясь к адъютанту. – В конце концов, может быть, она всего лишь его любовница.
– Она сказала, что он ей просто родственник, – объявил Людвиг. – Но кто станет ради просто родственника приезжать в действующую армию? Поэтому я сразу же заподозрил неладное, ваша светлость.
– Молодец, Людвиг, хвалю, – одобрил герцог, поправляя манжету. – Сообразительность никогда не повредит… ни в своих делах, ни в чужих. – Он улыбнулся, но тут проклятый зуб заболел с удвоенной силой. Увидев свирепую гримасу на лице своего повелителя, адъютант испуганно попятился. – Не пугайтесь так, Людвиг, это зуб. – Герцог сел в кресло и со вздохом поглядел на пирожное, которое совершенно потеряло вид. – Чертова мышь! Нарочно отложил себе одно пирожное с приема в нашу честь, хотел попробовать, когда зуб пройдет, так нет, эта бестия забралась на стол, чтобы его сожрать. Что слышно о Дюмурье?
– Ничего нового, ваша светлость. Он отступил с армией к Аргоннскому лесу. Вероятно, будет отступать до самого Парижа, – рискнул пошутить адъютант.
– Оставьте шутки при себе, Людвиг, – раздраженно пробурчал герцог. – Этот маленький тигр еще может показать когти.
Маленьким тигром враги прозвали Дюмурье за малый рост и энергичный характер. Вообще, этот генерал был одним из самых странных людей, которые поднялись на гребне революции. Он воевал в Семилетней войне, где получил 22 ранения, позже отличился на Корсике, а затем его понесло сражаться в Польшу, где он ухитрился схлестнуться с Суворовым и потерпел от него поражение. Между заварушками Дюмурье занимался деликатными миссиями, как тогда именовали шпионские поручения, и постоянно впутывался в истории, из-за которых периодически попадал в крепость. Все знали, что он интриган, распутник и прохвост, как его точно охарактеризовал герцог, что слово Дюмурье ничего не стоит и доверять ему нельзя, – и, однако же, когда отечество оказалось в опасности, пришлось обратиться именно к этому талантливому, но двуличному человеку. Впрочем, после того, как недавний кумир народа Лафайет бежал из Франции, у революционного правительства и выбора-то особого не было. Или довериться Дюмурье, его смелости и амбициозности и при этом надеяться, что он не продастся врагу, или вздрагивать при виде каждого фонаря.
– Если он тигр, то вы лев, – тотчас же нашелся искушенный в лести адъютант. – Значит, вы сильнее, ваша светлость.
В дверь постучали. Вошел придворный и, отвесив церемонный поклон, сообщил герцогу, что его величество прусский король был бы весьма рад видеть у себя главнокомандующего, чтобы тот доложил ему обстановку.
– Хорошо, граф, – ответил герцог. – Передайте его величеству, что я скоро буду.
