Тут. Коринна вдруг подняла голову с груди своего возлюбленного, и Эллора с Минервой в ужасе уставились на нее: казалось, за час она постарела на несколько десятков лет.
— Я знаю, Эллора, что мое присутствие здесь стало для тебя бременем, — проговорила Коринна, — но так было не всегда, и ради дружбы, когда-то нас соединявшей, мы завтра же покинем замок. — Взглянув на лорда Джеймса, она добавила: — Теперь он не принадлежит ни одной из нас.
— А может, нам все-таки остаться? — неожиданно сказала Минерва. — Я уверена, Джеймс хотел бы, чтобы мы здесь остались. Мы не должны уходить.
— Завтра?.. Что ж, очень хорошо, — кивнула Эллора будто и не слышала слов Минервы. — Я согласна подождать до завтра.
— Матушка, нет! — закричала Солейберт, прижимая к себе Хейд. — Не выгоняй их!
— Что происходит, Берти? — спросила Хейд; ее личико приняло пепельный оттенок.
— Эллора, ты позволишь нам помолиться? — спросила Коринна.
Леди кивнула и тут же, сделав шаг вперед, схватила девочек за руки.
— Я забираю отсюда детей, — сказала она. — Им незачем здесь находиться.
— Нет! — Коринна потянулась к дочери. — Пусть Хейд останется.
Пронзительно вскрикнув, Хейд бросилась к сестре, которую Эллора рывком подняла на ноги.
— Я вернусь, Хейд! — закричала Солейберт, пока Эллора тащила ее вверх по лестнице. — Я вернусь, не бойся!
Тихо вздохнув, Хейд уселась у камина, обхватив руками колени.
— Ты что, обезумела? — Минерва взглянула на Коринну, собиравшую травы, рассыпавшиеся по камышовой подстилке. — Неужели ты действительно хочешь уйти?
— Ах, не досаждай мне, Минерва, — пробормотала Коринна, стараясь дотянуться до деревянной чаши. — Оставаясь здесь, мы ничего не добьемся, и только будем усугублять раздражение Эллоры. Нам лучше уйти.
Опустившись на колени, Минерва принялась помогать Коринне.
— Но куда мы сейчас пойдем? В Шотландию? Вот-вот наступит зима. К тому же здесь повсюду норманны. Две женщины с девочкой, путешествующие одни, — легкая для них добыча. — Она сжала руку Коринны. — Нам еще повезет, если мы умрем от голода.
— Думаю, не стоит так беспокоиться, — возразила Коринна. — Все-таки у нас есть лошади, чтобы передвигаться. А еды нам хватит до конца путешествия.
Она поманила к себе дочь, и Хейд, приблизившись к ней, проговорила:
— Но, матушка, Берти не сможет найти меня в Шотландии.
— Ты там найдешь новых друзей, любовь моя, — шепотом ответила Коринна и убрала волосы со лба дочери. — Может быть, там тебя дожидаются кузины, желающие играть с тобой, моя крошечная фея.
— Мне не нужны кузины, — заявила Хейд. Ее широко раскрытые синие глаза, столь похожие на глаза Джеймса, наполнились слезами. — Берти — моя сестра.
— Тихо, милая. — Коринна прижала дочь к груди. — Я все понимаю, но мы должны уехать. Боги помогут нам в нашем странствии.
— Боги не помогают глупцам, — проворчала Минерва. Взглянув на Хейд, она спросила: — Моя фея, есть ли у тебя молитва, с которой ты могла бы обратиться к предкам? Молитва дойдет до них вместе с душой твоего отца. Девочка тихонько всхлипнула и кивнула.
— Тогда возложи на отца руку во время молитвы и поговори с ним, — с ласковой улыбкой сказала Минерва. — Если хочешь, можешь говорить шепотом. Он услышит.
Отстранившись от матери, Хейд бросилась к Джеймсу и опустилась на колени. Положив головку на плечо отца, она взяла его за руку и крепко зажмурилась, Коринна же принялась произносить слова напутствия:
— С великой любовью отдаю я душу моего возлюбленного мужа Джеймса, лорда Сикреста, в благое место, уготованное ему богами…
А дочь Коринны мысленно обратилась к отцу: «Папа, ты меня слышишь? Это я, Хейд. Пожалуйста, папа, послушай меня. Мама забирает меня отсюда и хочет увезти от Берти. О, почему ты умер? Я боюсь Шотландии и норманнов, папа. Минерва говорит, что мы умрем от голода!»
Глаза девочки по-прежнему были закрыты, но ей вдруг показалось, что она увидела тонкий лучик света — будто кто-то зажег лучину. «Папа, это ты?» — спросила Хейд. Лучик превратился в пламя, затем — в золотистое сияние, теплое и яркое, как солнце. В центре этого сияния возник образ, который становился все больше, пока не занял весь мрак сознания Хейд. Потом смутная фигура приняла облик ее отца, шагавшего к ней по высокой, доходившей до пояса траве. Отец улыбался — и открывал ей объятия. Хейд бросилась к нему с криком радости:
— Папа, ты пришел! — Она уткнулась в его широкую грудь. От него пахло солнцем и сеном, и он крепко прижимал ее к себе.
— А ты думала, что я не приду? — усмехнулся отец. — Хейд, я очень тебя люблю.
Джеймс подхватил дочь на руки и тут же опустил на траву, и теперь они лежали рядом под голубым небом.
— Что же нам сейчас делать, папа? — спросила Хейд. — Ведь ты умер… — Внимательно посмотрев на него, она проговорила: — Хотя сейчас ты совсем не похож на мертвого.
Джеймс громко рассмеялся, и Хейд тоже засмеялась.
— А я вовсе и не умер, — заявил он. — Думаю, я все еще жив, и я живу ради тебя. — Его синие глаза сверкали, как драгоценные камни, а ласковая улыбка все еще оставалась на губах, когда он снова заговорил: — Хейд, любовь моя, тебе предстоит пройти множество испытаний, и ты скоро с ними столкнешься. Поэтому я хочу, чтобы ты слушала меня внимательно.
Хейд с улыбкой кивнула. Никогда еще она не чувствовала себя так хорошо, как сейчас, когда, лежа в объятиях отца, слушала рокот его голоса.
— Скоро в Сикрест нахлынут чужеземцы, — продолжал Джеймс. Он внезапно умолк, потом добавил: — Нет, они уже здесь.
— Кто они, папа? — спросила Хейд, чертя пальчиком, круги на его груди — сейчас на ней не было заметно ни малейшего следа от раны, нанесенной стрелой.
— Норманны, моя милая. — Лицо отца вдруг стало очень серьезным.
— Они и меня убьют, папа? — спросила Хейд, и подбородок ее задрожал.
— Нет, любовь моя, нет. — Джеймс крепко сжал дочь в объятиях. — Но грядет огромное несчастье. Правда, только на время. Ты не должна бояться.
— Берти говорит то же самое, — Хейд отважилась посмотреть на небо в поисках облаков, но их не было. А ведь ей только что показалось, что раздался гром.
— Берти правильно говорит. — Джеймс снова улыбнулся, затем отстранил дочь. — Что ж, времени осталось мало, любовь моя. Будь бдительна и очень осторожна.
— Да, папа.
— И не отлучайся от Минервы. Она очень мудрая и защитит тебя даже ценой своей жизни. Но ты должна ее слушаться. Ты меня поняла?
Хейд утвердительно кивнула, и Джеймс продолжал:
— Дорогая, для меня и для твоей матери ты — дар небес. Наша любовь друг к другу — это нечто особенное, а ты — плод нашей любви.
