Глаза девушки, обращенные на гроб с телом отца, обрамляли темные круги. Возможно, она одна из всех трех действительно испытывала скорбь или хотя бы делала вид, что скорбит, отдавая дань покойному. Дэл заметил, как на спинку стула, на котором сидела младшая из дочерей, легла мужская рука. Молодой человек, стоявший позади, наклонился и что-то шепнул девушке на ухо. Она не обернулась, не подняла взгляд, только ресницы ее встревоженно вспорхнули, и она застыла в напряжении. Ее затянутая в перчатку рука, доселе расслабленно лежавшая на коленях, сжалась словно в судороге, затем разжалась. Все так же, не поворачивая головы, девушка кивнула.
Мужчина безошибочно угадываемым жестом собственника небрежно похлопал по спинке стула и полез в жилетный карман свериться с висящими на цепочке часами. Уголки тонких губ приподнялись в подобии улыбки. Дэл решил, что молодой человек таким образом выражает свою радость по поводу того, что священник подготовил наконец покойного к погребению и проволочек не ожидается. Скорее всего этот мужчина был тем самым Уордом Хэмом, который, если верить портье в гостинице, ухаживал за Лестер Рорк, как говорится, с самыми серьезными намерениями.
Наконец Дэл остановил внимание на той из дочерей Рорка, которая больше других вызывала его беспокойство. Что сидела в инвалидной коляске. Только краткий миг он тешил себя надеждой на то, что инвалидное кресло — временная мера. Не опуская взгляда, она коснулась рукой в перчатке колеса возле подлокотника и легким движением чуть повернула коляску. Такого автоматизма можно достичь лишь долгой практикой: инвалидное кресло было неотъемлемым атрибутом ее существования.
Нахмурившись, Дэл отошел на несколько шагов в сторону, так, чтобы получше рассмотреть ее ноги. Из-под подола платья виднелся носок черного лакированного ботинка, а с правой стороны юбка падала свободно — там чуть пониже колена зияла пустота. Вопрос вставал ребром: сможет ли она ездить верхом?
Дэл перевел хмурый взгляд с ее ног на лицо. Эта женщина была аристократкой до мозга костей. Поскольку личности двух сестер Рорк были уже идентифицированы, получалось, что это — Александра Рорк Миллз, старшая из трех. За вознаграждение тот же портье информировал Фриско о том, что миссис Миллз жила на востоке, на территории, контролируемой янки, и о том, что прошлой весной она похоронила мужа. Портье ничего не сказал о том, что она прикована к инвалидному креслу.
Волосы цвета меда были разделены посередине надвое ровным пробором и стянуты в низкий, по моде, узел на затылке, под полями шляпки. Черный жемчуг на шее и в ушах ловил слабые отблески несильного зимнего солнца. Хотя лицо ее было повернуто в сторону священника, продолжающего бубнить молитвы монотонным, усыпляющим голосом, Дэл ясно видел высокие красивые скулы, прямой тонкий нос, правильный четкий профиль. В отличие от Фредерики Александра не выставляла эмоций напоказ, но посадка головы, осанка, манера держаться подчеркнуто прямо говорили о гордости, граничащей с гордыней. Эта сестра скорее всего не захочет признавать своих ошибок, и убедить ее поступать так, как лучше для дела, если это не соответствует ее собственным представлениям, будет особенно трудно.
Между тем гроб с телом Джо Рорка опустили в могилу, и Дэл похлопал по карманам жилета в поисках сигары, в последний раз окинув взглядом сестер. Ни одна из них не выглядела способной исполнить задание более трудное, чем, скажем, поднять наперсток. Дэл сомневался, что кто-то из этих женщин хотя бы раз в жизни объезжал норовистую лошадку или закидывал лассо. Он бы не удивился, узнай даже, что они и лонгхорна-то видели близко разве что на тарелке в виде отбивной. Два года назад Фриско махнул бы рукой на такую работенку без малейшего сожаления.
Служба закончилась, и пришедшие почтить память Джо Рорка обступили сестер. Каждый считал своим долгом сказать одно-два дежурных слова сочувствия и бросить горсть-другую техасской грязи на могилу. Фриско отошел в сторону, чтобы не путаться под ногами. Только сейчас он заметил еще одну женщину, которую не увидел раньше, потому что она, как и сестры Рорк, сидела во время церемонии, но на противоположной стороне от свежевырытой могилы.
Единственная женщина, которая осталась без должного внимания, была жена покойного Рорка, но Фриско никак не подумал, что сидящая напротив сестер — вдова: она была не в черном, как должно, а в темно-сером наряде. Кроме того, в светло-каштановом узле на затылке женщины не проблескивало ни ниточки седины, чего было бы вполне естественно ожидать от волос матери трех взрослых дочерей.
Затем Дэл обратил внимание на ее манеру держать одно плечо чуть выше другого и склонять голову к приподнятому плечу. Он знал одну рыжеволосую даму в Новом Орлеане с теми же особенностями осанки — ее он никогда не смог бы забыть.
Движимый любопытством, Дэл прошелся между надгробиями, обходя сестер кругами. Он уже увидел все, что хотел увидеть, но продолжал ходить вокруг да около, невольно откладывая мгновение, когда он смог бы взглянуть в лицо женщине в сером. Не может быть — Лола Фидлер! Джо Рорк мог провести недельку в ее постели, и Фриско вполне бы его понял, но чтобы жениться на такой стерве — этого он от Джо не ожидал. Как говорится, и на старуху бывает проруха, так что, видно, на Джо нашло затмение, если весьма рассудительный человек совершил подобный промах.
Разрази его гром, если это не она! Дэл Фриско не ошибся — судьба вновь свела его с той самой мошенницей Лолой Фидлер, из-за которой он, Фриско, едва не погиб. Она была одета подороже и накрашена поярче, чем тогда, когда они виделись в последний раз, но что касается всего остального… Пять лет жизни не прибавили ей солидности, а замужество за богатым человеком — благочестия. Ее бесстыдства все еще хватало на то, чтобы явиться в платье с декольте на похороны мужа, демонстрируя пышную грудь всем желающим. Выражение лица оставалось все таким же наглым. Законы писались не для нее, Лолы Фидлер, и, став Лолой Рорк, она по-прежнему продолжала плевать на приличия. Эти насмешливые глаза и поджатые губы будто заявляли окружающим: «Я не дам и коровьей лепешки за то, что вы, добропорядочные жители Клиса, обо мне думаете».
Словно почувствовав, что за ней наблюдают, Лола подняла голову и проводила взглядом людей, идущих мимо нее к могиле. Она скользнула взглядом и по Фриско, затем, словно споткнувшись, повернула голову и в упор посмотрела на него. Брови ее взметнулись вверх — она его узнала. Если Лола и была удивлена или раздосадована этой встречей, то она умело скрыла и удивление, и досаду. Напротив, Дэл готов был поклясться, что он увидел вспышку радости в ее глазах, и довольная улыбка на миг коснулась ее губ. В ответ Фриско прищурился и закусил губу, борясь с желанием плюнуть в ее бесстыжие глаза.