Устав играть в перетягивание каната, Лидия выпустила из рук ручку как раз тогда, когда Роуз сдалась. Саквояж упал на пыльную дорогу. Обе дружно схватились за него вновь. Тяжелым он не был, скорее неудобным из-за своей удлиненной формы.
– Я положила дюжину носовых платков.
– Спасибо, Роуз.
– А тоник? Где тоник?! Я его забыла!
– Он у меня в сумочке.
– На самом верху лежит шаль, вдруг ночь выдастся холодной.
Лидия кивнула, оставив при себе намерение сдать саквояж в багажное отделение. Он был слишком громоздким и только путался бы под ногами.
– Сбоку сверток с бутербродами, огурцом и сыром.
– Я пробуду в дороге всего три часа.
– Все равно надо будет подкрепиться, а под свертком бутылка. В Блейкотте прикажите налить в нее воды и подогреть, когда отправитесь ко сну.
– Ну конечно, своей бутылки у них не найдется! – фыркнула Лидия. – Ты словно моя мать.
– Ваша мать меня задушит, если узнает, что я позволила вам выехать в одиночку! – Роуз бросила сердитый взгляд сначала на хозяйку, потом на саквояж. – Дайте мне, я сама его понесу.
Как если бы переноска саквояжа могла отвратить гнев виконтессы Венд – гнев, который мог обрушиться в любой момент, по любому поводу и практически на любого, хотя некоторые простодушно считали себя особами неприкосновенными. Вспомнив все это, Лидия выпустила ручку саквояжа. Ей в любом случае было не по силам то, что немедленно и с такой легкостью проделала горничная: вскинула объемистый предмет на плечо и энергично зашагала к станции. И это при том, что ее коротковатые руки не смогли бы объять его крутые бока из плотной камчатной ткани с кожаной отделкой по углам.
– Ну все, хватит, – сказала Лидия, когда они поднялись по расшатанным ступеням к входу в «зал ожидания». – Оставь его здесь, когда приедет дилижанс, им займется кучер.
Роуз в ответ лишь теснее обхватила саквояж. Этот жест намекал на субтильное сложение хозяйки. Очевидно, отсюда следовало, что ее ни на мгновение нельзя оставить без присмотра, иначе на столь хрупкий организм сразу обрушится простуда, а там рукой подать до чахотки! Лидия обреченно вздохнула.
– Ну ладно, если не купе, то почему было не нанять частный экипаж? – брюзгливо спросила горничная, глядя на хозяйку поверх края саквояжа.
– По-твоему, частный экипаж до Блейкотта дешевле отдельного купе? Я не могу так транжирить деньги. – Лидия поморщилась. – Фу, какая нелепость! Можно подумать, я скряга. Пойми же, Роуз, мне просто захотелось побыть одной. Когда еще представится такая возможность?
Наверное, именно так чувствует себя птица, вырывающаяся из клетки. Да поставь ты, наконец, этот злосчастный саквояж!
Насупив брови, Роуз опустила один подбитый кожей край на некрашеные доски. Другой с глухим стуком шлепнулся следом. Когда саквояж утвердился на площадке, заменявшей крыльцо, девушка собралась сказать что-то еще.
– Ни слова больше! – отмахнулась Лидия. – Увидимся в Блейкотте через три дня, оттуда вместе вернемся в Лондон поездом. Все будет согласно правилам приличия: леди путешествует со своей горничной – и ни одна живая душа не заподозрит, что я позволила себе побывать на твоем венчании, а потом еще три дня наслаждалась полной свободой. – Она воздела руки к небу и закатила глаза, изображая свою мать. – Вот потому-то запретный плод так и сладок!
Роуз промолчала, покусывая губу.
– Я тебе очень благодарна! – продолжала Лидия, посерьезнев. – Хотелось своими глазами увидеть, как ты станешь замужней женщиной.
Ее родители свято придерживались убеждения, что браки между слугами не касаются хозяев. К тому же они считали Дартмур краем грубых, неотесанных крестьян, куда не ступает нога человека знатного. Лидия смотрела на вещи проще, и для нее было столь же приятно побывать на венчании горничной и лакея, как и на свадьбе самой богатой из своих подруг. Впрочем, Роуз не была для нее горничной в том смысле, какой вкладывают в это слово надменные гордецы. Больше подруга, собеседница и наперсница в течение девяти лет, чем просто служанка, – вот кем была для нее эта пухленькая краснощекая девушка.
– Это мне нужно вас благодарить, – возразила Роуз. –томас просто раздувается от гордости, а в деревне теперь только и будет разговоров, что о вашем появлении на свадьбе.
Предполагалось, что именно оказанная честь вынудила ее покинуть новобрачного и свадебный стол и проводить хозяйку до станции. Нельзя же было отправить мисс Бедфорд-Браун одну в простой телеге! На деле им нужно было обсудить дальнейшие планы.
Глядя на свежее личико своей горничной, Лидия думала: надо же, Роуз – и вдруг замужем! Внезапно она почувствовала зависть. Должно быть, это отразилось у нее на лице, так как Роуз потупилась. И так, в молчании, девушки долго стояли, потом одновременно взглянули друг на друга и улыбнулись. Их разделяло положение в обществе, но объединяла взаимная привязанность. Такое случается, хоть и нечасто.
Момент был таким приятно-напряженным, что разрядить обстановку можно было только одним способом, что Лидия и сделала.
– Ах! – воскликнула она, бросаясь Роуз на шею и крепко ее обнимая. – Ну что ты за прелесть! Я счастлива за вас обоих. – Она отстранила девушку, вгляделась в нее, словно прощаясь надолго, и мягко подтолкнула к ступеням. – Ну довольно! Тебе пора. Отправляйся в Суонсдаун и поскорее начинай свой медовый месяц.
Роуз шмыгнула носом раз, другой, но с места не двинулась.
– Уезжай немедленно, – строго приказала Лидия, подталкивая ее.
– А как же вы? Вы обойдетесь без меня?
– Уж как-нибудь, – засмеялась Лидия.
– Лучше я останусь с вами до приезда дилижанса.
– Это еще зачем?
Так вот в чем была истинная причина, по которой невеста бросила жениха одного в канун брачной ночи! Чтобы испортить своей хозяйке вожделенные минуты свободы. Чтобы омрачить их упреками и отравить сожалениями!
– У тебя важные дела, – напомнила Лидия и подмигнула. – Тебе предстоит разобраться, что общего между брачной ночью и крикетным матчем. Еще надо выяснить, как в просторечии называется «то самое у мужчины» и стоит ли оно такой суеты.
От учебника по анатомии, хотя он и был исчерпывающим, у нее осталось еще более смутное представление об интимном акте между мужчиной и женщиной. С тем же успехом там могли описывать работающий поршень.
– Мне не к спеху, – возразила Роуз. – Жила в неведении двадцать семь лет – поживу еще полчаса.
– Ну, раз так, оставайся, но только до тех пор, пока не подъедет дилижанс. Ни к чему ждать его отправления.
Роуз облегченно закивала, протянула руку, и, наконец, привязанность победила впитанные с молоком матери условности: она взяла хозяйку под руку, и девушки бок о бок вошли внутрь жалкого сооружения, служившего станцией для единственного почтового пассажирского дилижанса, сложный маршрут которого связывал друг с другом все деревни и городки Дартмура.
