Морис Ростан - Любовь Казановы

…Увы… я хорошо знаю, какой поэзией можно обвеять собственное страдание! Но с какой бы радостью мы сменили на настоящее счастье наши песни, вдохновленные печалью! Как бы мы хотели быть счастливыми подобно тебе! Полно! Мы все тебе завидуем. Одни — потому что не чувствуют себя способными на такие победы… Другие — потому что не могут возвыситься до твоей прелестной бесчувственности! О, очаровательный персонаж Гольдони! Любовник из балета и карнавала! Когда со всех сторон обступают нас мрачные образы, мы принимаем твой дерзкий силуэт, не упрекая себя за то удовольствие, что ты нам доставляешь. Да, я знаю, что в душах, очень утонченных, ты часто шокируешь не приличие, это было бы не важно, но вкус, что гораздо хуже. Я знаю, что манеры твои иногда нелепы, но как тебе не простить этого, как прощал принц де Линь? Стиль? Да, стиль у тебя есть! Не тот, что мы предпочитаем, но несомненный стиль, и кроме того, ты никогда не бываешь скучным. А что всего изумительнее — ты не бываешь скучным, говоря о самом себе!

К чему же упрекать тебя за то, что именно и составляет твою оригинальность? Менее бессознательный, ты был бы Вальмоном, менее естественный, ты был бы Ришелье, менее поверхностный, ты был бы Ловеласом. Тебя надо любить таким, каков ты есть — непростительным авантюристом, которому, тем не менее, все прощают! Которому прощают все — именно за его порывистое и буйное очарование, за его поверхностную, в духе рококо, грацию — ту самую, которая позволяет любить «Трактирщицу» Гольдони, не требуя от нее, чтобы она была «Капризами Марианны».

Прощай, милый наглец. Мы живем во времена без фантазии, в мире без любви. Как бы отрадно было увидеть мир, меняющимся под ослепительной призмой твоих глаз. Да, конечно, ты имел все — за исключением чудотворного сознания, что одна минута страдания приближает нас к истинной цели мира… Ты так богат: всеми женщинами, любившими тебя, всеми городами, которые ты проезжал, всеми гондолами, в которых ты никогда не раскидывался один, всеми балконами, где вы всегда были вдвоем. Но почему же в некоторые минуты ты мне кажешься таким бедным? Посреди твоей блестящей, многогранной, веселой и полной жизни, почему же, хоть это не только не отделяет меня от тебя, наоборот, почему же на меня вдруг нападает грусть, от избытка радости, канделябр, цветов? Та грусть, которая нападает иногда в маскарадах и казино. Потому что, хоть ты и обладал всем миром, твои достижения мне кажутся порою беглыми и зыбкими, как отражения, и потому, что ты, о, мой милый счастливец! — несмотря на все, остался беден-беден:

Март — июль 1924 г.

«Кто поднимается среди князей и сеньоров…» (итальян.).

«Взнуздать удила, превозмогая боль» (итальян.).