— Амелия? Я чем-то вас расстроил?
Его голос по-прежнему звучал нежно и мило. Повернувшись, она заставила себя улыбнуться:
— Конечно нет. Как поживают дети?
Амелия заметила, как напряглось лицо Гренвилла, однако он ответил спокойным тоном:
— Мальчики, похоже, чувствуют себя немного лучше. Когда мы вернемся в Лондон, я куплю Джону пони породы Коннемара. Мне нравится эта порода. Уильям горит желанием принять участие в своем первом турнире по фехтованию. Он занимается фехтованием уже некоторое время. А еще я куплю ему собственную яхту.
Интересно, когда Гренвилл возвращается в Лондон? — насторожилась Амелия. И почему это так ее встревожило?
— Уверена, они будут в восторге от таких подарков, — ответила она, немного замявшись.
— Вы этого не одобряете?
— Балуя детей, вы не вернете им мать.
— Нет, не верну. — Граф перехватил взгляд Амелии.
Она не осуждала Гренвилла за то, что он хотел засыпать мальчиков подарками. Но что же насчет его дочери?
— Вы уже дали имя малышке?
— Нет, — твердо отрезал он. А потом повернулся к ней спиной и принялся медленно расхаживать по комнате.
Наконец, он остановился перед парой темно-красных кресел.
— А я-то думал, что дела на руднике идут прекрасно, да и железо — весьма прибыльное сырье.
Он перевел разговор на другую тему. Но его дочь нуждалась в имени — и в отце! Амелия была потрясена.
— Вы ведь знаете, как толково Лукас управляет состоянием. Уверена, дела на карьере и руднике действительно идут замечательно. Но сейчас трудные времена. Было бы глупо пускать по ветру все наши доходы, особенно когда цены так взвинтились из-за войны.
Гренвилл повернулся к ней.
— Дом нуждается в надлежащем содержании, Амелия, и не важно, находимся мы в состоянии войны или нет.
Он был прав, но это была не та тема, на которую Амелия хотела отвлекаться.
— Саймон, я по-прежнему беспокоюсь о ваших детях.
Он подошел к ней и забрал из ее ладони веничек для смахивания пыли. Их руки соприкоснулись, и Амелия вздрогнула. Саймон и виду не подал, что заметил их еле заметное соприкосновение, и Амелия с некоторой безысходностью увидела, как он поставил веничек в угол у одного из окон.
— Я никогда не привыкну наблюдать за вашей уборкой.
— Кто-то же должен это делать.
Гренвилл скользнул взглядом по ее лицу — неспешно, даже слишком медленно. И будто бы вскользь бросил:
— Я хотел бы сделать вам предложение, Амелия, — деловое предложение, если можно так выразиться, — но я очень не хочу оскорбить вас.
Амелия изумленно уставилась на него — она не ожидала подобного заявления. На лице Гренвилла застыло странное, таинственное выражение, и ей никак не удавалось разгадать его мысли и чувства. Что же он мог ей предложить?
И внезапно на ум Амелии пришла безумная идея: а что, если Гренвилл собирается предложить ей стать его любовницей?
Дюжина пылких картин мгновенно промелькнула в ее сознании.
Неужели она смогла бы принять подобное предложение?
— Мне нужна экономка, — тихо произнес он.
— Прошу прощения? — промолвила Амелия, едва не потеряв дар речи.
— Мне просто отчаянно требуется экономка. Я все время провожу на севере, у меня там несколько больших поместий, и я собираюсь отвезти сыновей в Лондон — город подойдет им наилучшим образом. У них нет надобности путешествовать так часто, как я. Элизабет фактически сама управляла домашним хозяйством. Она активно участвовала в ежедневных занятиях мальчиков. Мне нужен кто-то, кто управлял бы домом, как она, и контролировал бы их ежедневные занятия.
Амелия пошатнулась. Он решил нанять ее в качестве экономки.
А она-то решила, что он хотел затащить ее в постель!
— Мне нужен кто-то, кому я могу доверять, Амелия.
Она выдержала его мрачный, твердый взгляд. Сейчас Амелия чувствовала себя так, будто Гренвилл только что всадил нож прямо ей в сердце. Боже милостивый, она была почти оскорблена!
Но, подумав, она решила, что ей не стоило обижаться на предложение стать весьма уважаемой, высокооплачиваемой экономкой. Она была разоренной, доведенной чуть ли не до нищеты аристократкой. Конечно, предлагаемое ей место было непрестижным, но оно не понизило бы ее общественный статус. К тому же ей, безусловно, не помешал бы заработок.
Но тем не менее она была оскорблена. Ужасно оскорблена!
— Вы собираетесь мне отказать? — очень осторожно спросил Гренвилл.
Амелия почувствовала, как ее щеки вспыхнули ярким огнем.
— Я вряд ли смогу принять подобное предложение.
— Поверьте, я говорил от чистого сердца, когда упомянул о том, что не хочу оскорбить вас.
Она скрестила руки на груди.
— У меня есть свой собственный дом — своя собственная семья, — чтобы управлять всем этим!
— Я слышал, что Лукас собирается отвезти вас и вашу матушку в город, а этот дом вы планируете закрыть. Разумеется, в моем доме в Мейфэре найдется комната для вашей матери.
Сейчас Амелия могла думать лишь о том, как Саймон сжимал ее в объятиях.
— Я не думаю, что могу принять ваше предложение, — повторила она.
— Амелия, мне нужна ваша помощь, — быстро заговорил Гренвилл. — Моим мальчикам нужен в жизни кто-то вроде вас. Вы нужны даже этой девочке — у нее ведь никого нет. И если вам станет от этого легче на душе, могу сказать, что я довольно часто езжу по своим многочисленным имениям, так что мы вряд ли будем жить под одной крышей — или, по крайней мере, мы будем сталкиваться крайне редко.
Он пронзил ее многозначительным взглядом.
— Что это значит?
— Это значит, что даже я сам питаю некоторые сомнения по поводу своей благонадежности. Мы оба ведь знаем, как я поступил с вами. Поэтому вы колеблетесь? Я о вас самого высокого мнения — как, впрочем, и всегда был.
И тут ей захотелось закричать: «Ты уехал, не сказав ни слова!»
Потрясенная этим внезапным возвращением былого разочарования, Амелия молча воззрилась на Гренвилла.
— Вы со своей матерью не будете ни в чем нуждаться. Вы будете жить в городе — и у вас появится возможность навещать ваших сестру и брата, когда захотите. Я совсем не жду, что вы будете вести себя как обычная экономка. Мы составим график работы, который будет учитывать все ваши потребности, — твердо сказал он. — Я не приму отказа.
И Амелия поняла, что он действительно не позволит ей отказаться. А еще она осознала, что именно стоит за его предложением — безбедная жизнь в Лондоне, где можно было не тревожиться о войне, вражеских солдатах, шпионах или наемных убийцах. Там она могла не волноваться по поводу вторжения французов. Могла не беспокоиться о том, где достать еду, что поставить на стол. Ее единственными хлопотами были бы заботы о детях.
