– Нет, прошу тебя, пойдем вместе.
– Поводи, – велел Девлин, передавая вожжи Тому.
Когда виконт спрыгнул с экипажа, от группы людей у крыльца отделилась высокая, костлявая мужская фигура, направляясь к новоприбывшим.
– Себастьян Сен-Сир, – улыбнулся Джошуа Уолден, – хорошо, что вы пришли. И вас приветствую, друг мой, – кивнул он спутнику Девлина.
– Это Седрик Фэйрчайлд, – представил Себастьян. – Возможно, одна из женщин, убитых в приюте, – его сестра. Он хочет видеть тело.
Помолчав, виконт добавил:
– Та, которую застрелили.
Седрик бросил на Девлина удивленный взгляд, а улыбка квакера угасла.
– Тело этой жертвы сильно обгорело. Очень сильно.
– Я все равно хочу ее видеть, – заявил юноша, сжав челюсти.
Уолден внимательно посмотрел в напрягшееся лицо и кивнул:
– Ладно. Пойдемте.
Через скромный вход молитвенного дома квакер провел их в обычную большую комнату, заставленную скамейками и залитую мягким вечерним светом. Помещение наполнял запах свежеструганного дерева, к которому примешивался сладковатый дух разложения. В центре молитвенного зала стояло восемь грубых деревянных гробов.
– Та, кого вы ищете, вторая слева, – подсказал Уолден, останавливаясь у дверей. – Крышки еще не заколочены.
Седрик медлил. Когда он все же прошел вперед, то поступь его была тяжелой, как у человека, который ужасается того, что заставляет себя сделать. У гроба юноша снова заколебался, и Себастьяну на мгновение показалось, что мужество оставило бывшего офицера. Но затем, схватившись обеими руками, он сдвинул крышку. Со своего места рядом с квакером виконт видел, как побледнел Седрик, как пальцы вцепились в некрашеные доски, а по лицу пробежала дрожь отвращения и ужаса. Вернув крышку на место, Фэйрчайлд бросился к выходу.
Себастьян нагнал его сразу возле крыльца. Юноша согнулся, упираясь руками в колени, тело содрогалось от рвотных позывов.
– Вот, возьми – протянул Себастьян носовой платок.
Седрик выпрямился, судорожно комкая ткань, и отер холодный пот, выступивший на мертвенно-бледном лбу и верхней губе.
– Ты был прав, – выдавил он, прерывисто дыша. – Ее невозможно узнать. Но я должен был…
– Понимаю, – Себастьян пристально взглянул на потрясенного спутника. – Ты ведь знал, что Рейчел в Ковент-Гардене?
Бледное лицо Фэйрчайлда залилось краской.
– Боже милостивый, конечно же, нет! Как ты мог подумать такое?
Отрицание прозвучало неубедительно, но виконт не стал заострять на этом внимание.
– Расскажи мне о сестре, – попросил он. – Какой она была?
Седрик уставился на улочку, по которой молочница в белом фартуке и широком чепце погоняла домой корову. Вечерний ветерок взлохматил темные волосы, застывшие черты смягчились от воспоминаний.
– В детстве Рейчел была самым милым ребенком, которого только можно вообразить. Веселая хохотушка, нежная и ласковая. Когда случалась какая-нибудь неприятность, когда я или Джорджина были чем-то расстроены, малышка всегда приходила, обнимала и пела одну из своих песенок, – грудь скорбящего брата дрогнула от тяжелого вздоха. – Рейчел раньше любила петь. И куклам пела, и гончим нашего отца, и даже кошкам на конюшне.
Себастьян попытался сопоставить смеющуюся, нежную девочку из воспоминаний Седрика и циничную женщину для постельных утех, описанную Геро Джарвис. Эти два образа совершенно не сочетались.
– Говоришь, сестра когда-то любила петь? А потом перестала?
Фэйрчайлд кивнул.
– Примерно в то время, когда умерла мама. Это было, словно… Даже не знаю. Словно вся радость просто вытекла из нее. Рейчел перестала петь, а затем… – он вдруг умолк.
– И что затем? – настаивал Себастьян.
Седрик посмотрел на скомканный в кулаке платок.
– Однажды я увидел, как сестра, взяв лопату у одного из садовников, роет ряд могилок на лужайке. Могилки предназначались для ее кукол. Рейчел сказала, что все они умерли. И она их похоронила.
– Сколько ей тогда было?
– Десять. Или одиннадцать.
Мать Себастьяна тоже умерла, когда ему было одиннадцать… точнее, сыну сказали, что умерла. Виконт отвернулся, вглядываясь в поля, мягко освещенные золотистым вечерним светом. Ветерок принес аромат молодых всходов и блеяние привязанной где-то неподалеку козы.
– Сестра писала тебе, пока ты был в армии?
– Иногда.
– Она писала о Тристане Рамзи?
– Рейчел сообщила мне о помолвке. Я вправду думал, что она рада. Она казалась… счастливой.
– А обычно сестра не казалась счастливой?
Седрик прищурил глаза и вместо ответа спросил:
– Зачем ты ввязался во все это?
– В приюте Магдалины находилась женщина, которая спаслась при нападении, – объяснил виконт, тщательно подбирая слова. – Она попросила меня о помощи.
Где-то ниже по улочке протяжно зазвонил церковный колокол.
– Ничего не понимаю, – потер виски Седрик. – Что за нападение, почему Рейчел застрелена? Я думал, приют Магдалины просто сгорел.
– Дом подожгли, чтобы скрыть убийство его обитательниц.
– Ничего не слышал об этом, – уронил руки собеседник.
– И не услышишь.
Себастьян повернулся к подошедшему Джошуа Уолдену. Скрестив на груди руки, тот откашлялся:
– Скоро начнем. Можете присоединиться.
– Я никогда прежде не посещал квакерских богослужений, – прижал платок к губам молодой Фэйрчайлд.
– Мы веруем, что истинная религия – в личном общении с Господом, а не в обрядах и церемониях, и что все стороны бытия священны. Посему никакой день, или место, или действие не могут быть благочестивее остальных. Но вот в такие дни мы собираемся вместе, чтобы в тишине познать глубокий смысл божественного присутствия.
Седрик перевел глаза на маленькое кладбище, протянувшееся от дороги: ровный, поросший травой участок, окруженный деревьями и кустарником и огороженный невысокой, выложенной из бутового камня стеной.
– И вы похороните Рейчел здесь? На освященной земле? – хрипло спросил он. – Несмотря на то, кем она стала?
– В каждом человеческом существе горит искра Божья, – ответил Уолден, проследив за его взглядом. – И всякая земля есть земля Господа нашего.
Квакер положил руку на плечо юноши.
– Пойдемте. Ваша сестра теперь обрела покой. Простимся же с нею.
Тем же вечером лорд Девлин, нарядившись в черные бархатные панталоны и бальные туфли с серебряными пряжками, отправился в залы клуба «Олмакс».
Известный как «седьмое небо модного мира», «Олмакс» являлся частным клубом, который предоставлял своим членам – как мужчинам, так и женщинам – возможность потанцевать и отужинать вечером по средам в течение всех двенадцати недель сезона. Но, в отличие от мужских клубов района Сент-Джеймс, «Олмаксом» руководили дамы. Для того чтобы проникнуть в его ревностно охраняемые двери, мало было обладать вульгарным богатством. Патронессы клуба тщательно отсекали не только набивших мошну выскочек и никому не известных невежественных провинциалок, но даже родовитых и титулованных дам, чьи неблагоразумные поступки выходили за рамки приличий. Ведь сие заведение, прежде всего, служило идиллической лужайкой, где достигшие брачного возраста отпрыски из высшего общества могли познакомиться друг с другом. Вот почему Себастьян не сомневался, что Тристан Рамзи, чья младшая сестра дебютировала в этом сезоне, непременно будет там присутствовать.
