– Потому что ты наконец-то пришел в себя, – честно призналась она.
– Где мы?
– В доме Трейвика, в моей комнате.
Ник покачал головой – он действительно ничего не помнил. Мэри утешающе погладила его по щеке. Ей следовало бы позвать Пирса, сообщить, что Ник пришел в себя. Мэри начала подниматься, с трудом выпрямляя затекшие ноги, но Ник удержал ее за руку. Он отпустил ее только после того, как взял обещание поскорее вернуться. Внезапно Мэри наклонилась, прижалась губами к руке Ника и покинула комнату.
Вейл проводил ее внимательным взглядом. К тому времени, как в комнату вбежал Пирс, Ник вновь задремал.
Мэри помнила слова Пирса о том, что Ник расскажет ей всю правду о своей жизни, но задавать вопросы пока не решалась. Она ждала, когда к Нику вернутся силы, днем кормила его бульоном, ночью охраняла его сон. На третий день, когда Мэри меняла повязку, между ними наконец завязался разговор.
– Прости, – прошептала Мэри, понимая, что неловкими движениями причинила ему боль во время перевязки.
– За что?
– За то, что тебе больно. – Помедлив, она продолжала: – Врач оставил тебе настойку опия, но Пирс вылил ее. – Она устремила пристальный взгляд на лицо Ника. Долгую секунду он молчал, глядя в потолок.
– Пирс объяснил тебе, в чем дело? – произнес он с горечью, и Мэри кивнула. На этот раз пауза тянулась так долго, что Мэри решила: продолжения не будет. Она принялась собирать старые бинты, когда Ник вдруг заговорил: – Пирс рассказал мне о курильщиках опия, которых видел в Индии. Я даже не понимал, почему нуждаюсь в лекарстве, – врачи уверяли, что настойка безвредна, что она смягчает боль. Мне она помогала уснуть, поэтому я принимал ее. Но, выслушав рассказ Пирса, я вдруг понял, что постепенно увеличиваю дозу, и в конце концов... Джон убедил меня, что я должен любой ценой избавиться от этой зависимости. Еще немного – и было бы слишком поздно... Ты когда-нибудь видела тех, кто не может жить без опия? – Мэри отрицательно покачала головой, и он объяснил: – Скорее всего, видела, но не знала, в чем дело. Без этого зелья не мыслят своей жизни сотни бывших солдат, но врачи по-прежнему считают, что оно не приносит никакого вреда, и назначают его при любой боли – чтобы облегчить страдания, – с горечью заключил он.
Мэри села и стиснула руки на коленях, ожидая продолжения.
– Иногда в Лондоне, – продолжал он неторопливым и ровным голосом, – из окна экипажа я видел некоторых людей... Мой взгляд замечал не просто костыль, обрубок кисти, выражение лица... Словом, не знаю, в чем дело, но я понимал, что мы с этим человеком – товарищи по несчастью. Я хорошо помню, что значит каждую минуту жаждать забвения, изнывая всем существом. Мне казалось, что еще один раз – и я сумею остановиться, но желание преследует меня даже теперь, через много лет.
– Как же ты борешься с этим? – тихо спросила Мэри.
– Молюсь о том, чтобы мне хватило сил удержаться, не броситься вслед за незнакомцем, встреченным на улице, и не спросить, есть ли у него зелье. Я уезжал прочь, никогда не зная, сумею ли сделать то же самое в следующий раз... – Помолчав, он произнес: – Пирс не имел права говорить тебе об этом.
– Он боялся, что в следующий раз врач даст настойку опия мне, а я, по незнанию, – тебе.
– И все-таки он не имел права! – повторил Вейл.
– Я должна была все знать, – тихо возразила Мэри.
На этот раз Вейл ничего не сказал. Мэри собрала использованные бинты и вышла из спальни.
Принеся в комнату герцога поднос с ужином, Пирс сразу понял, что хозяин недоволен: гнев отчетливо читался в ледяных серых глазах и складках сурово сжатых губ. Пирс поставил поднос на стол у кровати и сел у постели. Чем скорее выяснится, в чем дело, тем лучше. Пирс считал, что у него были все основания злоупотребить доверием Вейла. Полковник обязан признать его правоту!
– Ты не имел права, – наконец сухо произнес Вейл.
– Мне казалось, что молчание может быть опасным. Она ваша жена и вправе знать.
– Джон, я выгоню тебя! – пригрозил Вейл.
– До отправления естественных надобностей или после них? – осведомился Пирс, не скрывая гнева и надеясь, что хозяин одумается. Но лицо Вейла по-прежнему было каменным. – Вы много лет искали Мэри Уинтерс, – продолжал Пирс, пытаясь вразумить герцога. – Что бы вы сделали, если бы нашли ее?
– Убедился бы, что она в безопасности и ни в чем не нуждается.
– И не признали бы ее своей женой? – допытывался Пирс.
– Одно время я считал такое вполне возможным, – Вейл нахмурился. – А теперь... ей невыносимы мои прикосновения. Она вздрагивает каждый раз, когда я протягиваю к ней руку.
– Она ухаживала за вами, как за ребенком. Подумайте хорошенько, полковник. Объяснитесь с ней и начните все заново. Вам представился на редкость удачный случай: у вас могут появиться жена и сын. Неужели вы готовы пожертвовать ими, уступая своей гордости?
– Значит, вот как ты считаешь, Джон? Ты думаешь, все дело в моей гордости?
– А что прикажете думать? Что, кроме гордости, мешает вам объясниться в любви?
В комнате воцарилось молчание. Наконец Вейл уставился в потолок.
– Когда вы истекали кровью, я обвинил вас в трусости, – признался Пирс. – Я думал, что вы умираете, и пытался поддержать вас. – Услышав его изменившийся тон, герцог взглянул на Пирса. – Я хотел извиниться за это, когда все будет позади, но теперь не стану. – Он поднялся и вышел, оставив герцога в одиночестве в полутемной спальне.
Несколько часов спустя, когда в спальне появилась Мэри, Вейл по-прежнему смотрел в потолок. Услышав скрип двери, он повернул голову, надеясь, что Пирс пришел помочь ему скоротать бесконечные ночные часы.
Мэри была в ночной рубашке, поверх которой набросила шаль. Увидев ее, Вейл затаил дыхание. Неужели она приходила сюда каждую ночь, чтобы проверить, спит ли он? Этого не может быть! Вейл помнил, как Мэри вздрагивала от его прикосновений. Должно быть, что-то случилось, если она явилась сюда среди ночи.
– В чем дело? – спросил Ник. – Есть известия о ребенке?
– О Ричарде, – поправила Мэри, кладя руку ему на лоб. Это прикосновение было быстрым и легким, но тело Вейла отозвалось на него мгновенно, как в дни молодости. Несмотря на прилив жара, лоб остался прохладным, и Мэри удовлетворенно кивнула. Вместо того чтобы уйти, она присела у постели и объяснила: – Ни о Трейвике, ни о Ричарде ничего не известно, но Пирс делает все возможное, чтобы отыскать их. Почему ты не спишь?
– Не могу же я спать сутки напролет! – отозвался Ник.
– Ты ничего не съел, – укоризненно заметила Мэри, увидев нетронутый поднос. – Может быть, хотя бы попробуешь?
