Вот тогда-то и поднялся шум вокруг некоей леди, которую звали Флоренс Найтингейл. Дядя Питер и тетя Амарилис неплохо знали ее семью. Флоренс всегда считалась трудной девочкой, доставляющей своим родителям кучу хлопот, поскольку не желала делать того, чего ожидали от всякой девушки, — вступить в удачный брак и вписаться в общество. Для этого у Флоренс было все необходимое — она была миловидна, умна, обладала хорошими манерами и умела привлечь мужчин. Но она питала подлинную страсть к уходу за больными. «Это просто смешно, — говорили все. — Такие дела вовсе не для дам. За такую работу берутся люди, которым не найти другого занятия. Это похоже на всяких бродяг и бездельников, которые пристраиваются в армию». Правда, сейчас таким сравнением старались не пользоваться, поскольку бродяги и бездельники, словно по волшебству, вдруг превратились в героев.
И вот теперь все, осуждавшие мисс Найтингейл, стали обращать на нее внимание.
— Я слышал, что мисс Найтингейл начали, наконец, принимать всерьез, — заявил дядя Питер. — Она произвела большое впечатление на Сидни Герберта. Он понимает, что на войне необходимы хорошие сиделки. Флоренс хочет взять с собой группу женщин, которых берется обучить. Это важный шаг вперед.
* * *
В военной форме Джонни выглядел великолепно. Все мы очень гордились им, но с каждым днем близился момент его отъезда.
А потом произошло странное событие. Умер лорд Джон Милворд, о котором я никогда до этого не слышала. В газете появилось сообщение об этом: он болел брюшным тифом, и заболевание оказалось смертельным. Я и не думала, что это может как-то касаться нас. В то время я еще недостаточно знала историю нашей семьи. Выяснилось, что лорд оставил Джонни в наследство весьма крупную сумму денег. Вначале Джонни был поражен, а затем вдруг согласился вступить в права наследования.
Лишь некоторое время спустя я узнала правду. На самом деле отцом Джонни был не Мэтью Хьюм, как всегда считала я, да и сам Джонни, а лорд Джон Милворд. Оказывается, в ранней молодости Елена была обручена с Джоном Милвордом. Потом разразился скандал, связанный с дядей Питером и его ночными клубами, после чего семейство Милвордов настояло на разрыве между ними.
Моя бабушка и Джейк Кадорсон, мой дедушка, отправились в Австралию, чтобы позаботиться об имении дедушки, купленном там после того, как окончился срок его приговора. Они взяли с собой Елену и мою маму. Елена была к тому времени беременна, и мои бабушка с дедушкой сумели помочь ей: Джонни родился в Австралии. На одном корабле с ними плыл Мэтью Хьюм. Он отправился туда для сбора материалов, предназначавшихся для книги о тюремной системе, важной частью которой была как раз австралийская каторга. Там Мэтью познакомился с Еленой и женился на ней, а Джонни всегда считал себя сыном Мэтью.
Между тем Джон Милворд не забывал о своем сыне, и таким образом Джонни внезапно стал богатым наследником. Он сказал, что свалившееся на него богатство впоследствии очень поможет ему отдаться любимой работе, и все порадовались за него. Я действительно любила Джонни, он был героем моего детства. Я жалела о том, что позволила Бену Лэнсдону на время занять в моем сердце его место. Джонни был добрым и надежным человеком, а Бен — сильной, но непредсказуемой личностью. И Бен уехал, оставив меня наедине с нашей тайной. Я иногда пыталась представить себе, как бы вел себя в подобной ситуации Джонни. Впрочем, Джонни никогда бы не оказался в такой ситуации: он и не подумал бы избавляться от трупа, столкнув его в пруд.
Шекспир говорил, что «сравнения благоухают». Как он был прав!
* * *
А потом грянуло еще одно событие. Пришла Грейс и заявила, что должна поговорить со мной:
— Мне хотелось бы, чтобы здесь была и ваша мать. Я уверена, что она сумела бы понять меня. Я хочу, чтобы вы объяснили ей все за меня.
Я не знала, чего мне ждать.
— Я приняла важное решение, — заявила Грейс. — Если меня примут, я отправлюсь в Скутари.
— Скутари! — воскликнула я. — Зачем?
— Вместе с сестрами милосердия мисс Найтингейл. Я уже ходила к ним сегодня на беседу. Они сказали, что дадут знать, примут ли меня, но я уверена, что примут: им очень не хватает молодых образованных женщин.
— Но вы ведь не медицинская сестра.
— Как и большинство остальных. В общем у нас и не существует настоящих сестер. Больницы полны некомпетентными людьми, взявшимися за это дело только потому, что не могут найти другой работы, я говорила со многими. Я хочу поехать, Анжелет. Пожалуйста, постарайтесь объяснить это своей матери. Наверное, это неблагодарность — покидать вас вот так, но я всегда чувствовала, что она взяла меня из милости и специально создала для меня рабочее место, чтобы я не чувствовала себя дармоедкой.
Это вздор, Грейс, мать любит вас.
— Я чувствую это и оттого несчастна. Я сама очень люблю ее, и вас… и всех в Кадоре.
— Мне тоже хотелось бы туда поехать.
— К счастью для вашей матери, вы слишком молоды. Насколько я понимаю, жизнь там нелегка, но я хочу это сделать. Увидев Джонни в военной форме… Анжелет, прошу вас, не нужно никому говорить об этом, пока я не буду убеждена, что меня приняли.
* * *
Через несколько дней Грейс известили о том, что она принята. Все были поражены, но приветствовали ее предприимчивость и храбрость. Джонни был вне себя от восхищения ею, и вновь я почувствовала укол ревности.
— Я сама отправилась бы туда, если бы подходила по годам, — сказала я.
Джонни улыбнулся своей ласковой улыбкой:
— Я не сомневаюсь в этом.
Грейс выдали форму — костюм был не самом роскошным. Он состоял из серого твидового платья, жакета из камвольной ткани того же цвета, белой шапочки и шерстяной пелерины.
— Это чтобы вы поняли, что надо быть полезной, а не привлекательной. Но, конечно, все это выглядело бы получше, если бы было пригнано.
Грейс, конечно, не составило труда пригнать свою одежду по фигуре, но и после этого она оставалась весьма непривлекательной.
* * *
Джонни уехал. Этот день был печальным для нас. Тетя Амарилис настояла на том, чтобы Елена с Мэтью пришли к ней на обед. Мы выпили за военные успехи, за завершение войны и за скорое возвращение Джонни.
В октябре Грейс отправилась к Лондонскому мосту, где собирали группу сестер милосердия. После ее отъезда я почувствовала себя опустошенной. Я не знала, увижу ли вновь ее и Джонни.
Услышав об отъезде Грейс, в Лондон приехали мои родители.
— Хорошая, храбрая девушка, — сказала мать. — Она всегда хотела быть полезной для людей. Я рада, что мы смогли помочь ей. Бедняжка, она была в отчаянии в тот день, когда вошла в наш сад. Нам будет не хватать ее. Надеюсь, эта проклятая война скоро закончится, и она вновь вернется к нам.
