Вопрос был излишним. Он узнал этот лобок, эти соски.
– Просто тело, милорд. Какое имеет значение, Весталка это или Инночента, или одна из ваших женщин, ждущих своей очереди…
– Это Весталка, которую я выбрал себе в невесты.
– Нет, всего лишь выбранное вами тело, милорд. Место, куда бросить семя, и сосок для кормления, и ничего больше. А потому сойдет любое. Так что идите и выбирайте какое угодно из длинного списка жаждущих тел, а это уж оставьте в покое.
Она была слишком спокойна и тиха. Это даже отдаленно не походило на то, что он себе воображал. Значит, все враки в романах, когда пишут, что женщина капитулирует, когда ее возлюбленный приходит за ней? Что случилось с Весталкой? Неужели ей непонятно, до какой степени ему пришлось переломить свой характер, превозмочь свою гордость, чтобы прийти сюда?
Черт, куда подевался Эллингем? Это из-за его дурацкого конкурса он оказался в столь двусмысленном положении. Ну что за пытка – он видит перед собой груди и живот Весталки, ее покрытый шелковистым пушком вход в райские кущи – и не может тронуть их… обладать ими. Да любая другая женщина на ее месте давно уже лежала бы на спине, пытаясь завлечь, соблазнить его. Но это была Весталка, и она отвергала его.
Только настоящий мужчина мог вынести подобное.
И женщина. Дженис готова была умереть от страха. С Уиком нельзя так обращаться… Инночента была тысячу раз права. Но ей не оставалось ничего другого. Раз ему удалось с такой легкостью завладеть ею, то, решила она, на чужой для него территории они должны быть на равных. Уступить сейчас означает потерять остатки гордости и собственного достоинства, и уже никогда потом ей не удастся кем-то стать для него.
Пока ему окончательно не надоест играть в поиски жены, она не должна уступать ему ни в чем. И тогда Эллингем потащит его к Инноченте, не собиравшейся вкладывать в него душу, зато имевшей предостаточно опыта общения с другими мужчинами, которая ради его денег вполне комфортабельно уживется с ним в качестве жены.
– Я выбрал тебя, Дженис, и мой выбор не подлежит обсуждению.
О! Он произнес это таким тоном, что, услышав, как он произносит ее имя… О Господи, она поверила, что он говорит это всерьез.
– Я уже сказала «нет».
– Нет. Ты сказала, приди и возьми меня, когда по-настоящему захочешь этого. Ты выиграла, Весталка. Я здесь и сгораю от нетерпения, видя твою наготу и зная, что в этом доме я не могу тронуть тебя, не могу насладиться тобой. А ведь вполне возможно, что ты уже носишь моего ребенка.
– Воистину это единственное, что ты действительно хочешь, – произнесла она ледяным тоном. – Наследник. А все остальное может катиться к черту.
– И ты тоже, Весталка? Ты требуешь, чтобы я изменил свою натуру?
– Я бы хотела, чтобы ты почувствовал какую-то ответственность. Недостаточно носить знатный титул и на этом основании оставлять ублюдков по всей стране, пока избранная тобой жена молча созерцает это. С этим я никогда не смирюсь. Впрочем, – она опустила глаза на свое тело, – кому дано узнать, может, я, такая благовоспитанная, столь возлюблю сексуальные удовольствия, что полностью, без остатка захочу предаваться им. И очень может так случиться, что именно я буду оставлять ублюдков по всей округе, а ты окажешься задвинутым на задний план… вот ведь какие мысли возникают. У меня будет масса любовников, которых я не могла бы заполучить, не будучи женой графа Уика. Разве что при таком условии стоило бы передумать…
От этих ее слов у него кровь застыла в жилах. Это была не она. Она никогда не была такой. Он не знал, как он узнал это, но он это знал. Она никогда не поступила бы так не только с ним, но и с любым другим мужчиной, которому дала слово. Он знал это так же твердо, как то, что его имя – граф Уик.
Уик стремительно пересек комнату и схватил ее за плечи.
– Ты не Инночента… Я знаю тебя…
Эти слова отозвались громким эхом… хотя он и произнес их перед ее лицом, закрытым капюшоном. Он понимал, что это правда, но она застала его врасплох.
– Ты совсем не знаешь меня. – Слова Дженис падали, словно тяжелые камни.
Они молча стояли друг против друга. Он не делал попытки открыть ее лицо.
– Я знаю тебя, – вымолвил он наконец хрипло. – Я сам выбрал тебя.
– Пока я тебе не надоем.
– Я не скажу тебе, что это неверно.
– Я вижу, что верно: ты говоришь с моим телом, словно самой меня здесь нет.
Он поднял руку и отбросил капюшон с ее лица и посмотрел ей прямо в глаза, мягко коснулся пальцами ее щеки, ее губ. Красива. Умна. Чувственна. Просто создана для него.
– Я вижу тебя насквозь, Дженис. Я знаю, кто ты. Я знаю тебя.
– Отличные слова, чтобы получить то, что желаешь.
– Я хочу тебя. – Это было правдой, которая испугала его.
Она была совершенна, в ней все было пределом его мечтаний о женщине, образцом жены, какой он ее себе представлял.
Ему вдруг стало страшно потерять ее, при одной мысли об этом его охватывал разъедающий душу холод. И это не имело ничего общего с его социальным положением или деньгами.
– Ты хочешь меня. Мы, возможно, уже зачали ребенка. И это только начало. А всему остальному, по-видимому, нам обоим предстоит научиться. И это я могу обещать тебе: я постараюсь.
У Дженис вдруг пересохло в горле. Он говорил серьезно. Он обдумал свои слова, он сделает это ради нее, поскольку ни разу еще так близко не подходил к тому, чтобы иметь жену и ребенка, которые бы всецело принадлежали ему.
Она заглянула ему в глаза и там впервые обнаружила его ранимость. В нем было что-то от ребенка, избалованного, рано повзрослевшего, возможно, нежеланного, который нуждался в любви, жаждал ее и которому еще предстояло обрести это чувство, – она увидела в нем человека. Разве при всех его эротических авантюрах не жаждал он любить кого-то, отбросив все наносное и эфемерное?
В это мгновение она увидела его одиночество и растерянность и поняла, что должна беспрестанно бросать ему вызов, дабы он выполнял обещания, хранил верность и творил жизнеутверждающие дела, которые навсегда изменят его к лучшему. И она поняла, что испытывает к нему чувство более глубокое, чем просто физическое влечение. Если раньше она думала, что ей придется жить без его ласки, и уже оплакивала утрату их чувственного единения, то сейчас все возродилось.
Не последнюю роль сыграло и то, что он пришел сам. Разыскал ее. Избрал ее и был намерен держаться своего выбора. Он постарается стать лучше.
А уж любовником он был несравненным. И ей вдруг показалось, что они заключили лучшую сделку во всей Англии.
– Дженис? – Он крепко взял ее за руки, подвел к дивану и усадил к себе на колени. Она почувствовала железную твердость его члена, неопровержимое свидетельство того, что он по-прежнему желал ее превыше всего и находился в плену ее сексуальности.
