Показались зеленые ставни «Lapin Agile». Тепло внутри помещения показалось блаженством после уличной прохлады. Они уселись за один из столиков, и Жюльетт с интересом огляделась. Народу было много, дымились сигареты, голоса наполняли зал, стены которого украшали произведения самых различных жанров: гипсовые барельефы, картины маслом в духе «Арлекина» Пикассо и многое другое. Некоторые полотна настолько потемнели от времени и сигаретного дыма, что было ясно: их создатели, скорее всего, давно расстались с Монмартром.
Заказывая вино, Николай встретил двух молодых художников, которые радостно приветствовали старого знакомого. Граф Карсавин пригласил давних друзей и их дам к своему столику. Приглашение было принято с восторгом, куплена еще пара бутылок. После представления всех друг другу, женщины атаковали Жюльетт вопросами о моде, в то время как мужчины увлеклись политической дискуссией. Жюльетт была бы не против присоединиться к беседе мужчин, но это оказалось невозможным. Узнав, что молодые женщины – натурщицы, она спросила, знают ли они Ивонну. Одна из женщин мрачно сказала:
– У нее было много проблем, когда этот негодяй соблазнил ее, а потом бросил. Но все же, когда он умирал от пьянства в больнице для бедных, Ивонна пришла и была с ним до самого конца.
– Я не знала. Бедная Ивонна. Она все время так мила, а у нее столь непростая жизнь, – в голосе Жюльетт слышалось сочувствие.
– Раньше этот негодяй забирал у нее все деньги. Теперь она может тратить все на себя, так как ее сестра вышла замуж за мясника. Сейчас у Ивонны маленькая уютная квартирка.
Девушка знала, что Ивонна поменяла адрес, когда вернулась в ателье после болезни. Жюльетт сделала все возможное, чтобы добиться повышения оклада для лучших манекенщиц. Непросто было убедить Денизу, но все же это удалось. И две отличные манекенщицы из других домов моделей перешли в ателье Ландель, привлеченные более высокой заработной платой.
Беседа мужчин, в конце концов, свелась к обсуждению кубизма, становившегося все более популярным. Женщины присоединились к беседе.
На улице стемнело, подходили еще знакомые и незнакомые люди, обменивались приветствиями, соответственно заказывалось все больше бутылок вина. Вначале беседа текла непринужденно, но постепенно воздух пропитался табачным дымом и винными парами, многие высказывания становились весьма бессвязными. Компания разрасталась. Понемногу все переместились за большой прямоугольный стол у самой стойки, вокруг которого могла разместиться целая свадьба. Николай заказал для всех хлеба с сыром.
Часть посетителей, и среди них Жюльетт и Николай, устремились в танц-холл в «Moulin de la Galette», где все было крайне просто, входная плата почти символическая. Никаких вечерних туалетов, шляпы снимать было не принято. Перья, ленты на женских шляпках чередовались с высокими котелками и цилиндрами мужчин.
– Тебе здесь нравится? – спросил Николай, ведя девушку в танце под быструю музыку.
Жюльетт радостно кивнула.
– Замечательно!
Уже совсем стемнело, когда молодые люди, держась за руки, покинули танцзал. Жюльетт спросила:
– Почему ты так редко бываешь здесь? Николай нахмурился:
– Не так-то легко быть художником лишь время от времени среди тех, кто посвятил всю жизнь искусству. Я никогда не смогу вернуться сюда в полном смысле этого слова.
Жюльетт схватила его за рукав пальто:
– Но ты ведь в душе художник! И это самое главное!
Он положил руки ей на талию, нежно глядя в глаза.
– Дорогая Жюльетт! Значит, не удивительно, что я люблю тебя!
Девушка замерла.
– Мне показалось, что ты сказал…
– С первого взгляда.
– Но почему ты молчал?
– Я надеялся: все изменится, какой-нибудь поворот судьбы уничтожит то, что мешает мне жить так, как я хочу. Но этого так и не произошло…
Девушка легко коснулась рукой его щеки.
– Я все равно люблю тебя, что бы ни случилось. Николай сжал ее в объятиях.
– Я не хочу потерять тебя!
Он поцеловал ее так страстно, как будто они расставались навеки.
Когда Николай получил фотографии, то подарил Жюльетт ту, на которой они были вместе. Она поместила ее в серебряную рамку и повесила над столиком в своей комнате. Снимок Жюльетт в развевающейся юбке и со шляпой в руках Николай положил в свой бумажник.
Новогодний бал в русском посольстве считался знаменательным событием. Дениза воспользовалась возможностью продемонстрировать в новой среде роскошный вечерний туалет, расшитый жемчугом. Как правило, богатые иностранки предпочитали ателье Борта, поэтому было очень важно представить туалеты от Ландель.
Поездка в Англию прошла благополучно. Зря Дениза беспокоилась и по поводу платья Жюльетт, которое девушка смоделировала сама. Танцуя с графом Карсавиным последнее танго, мадмуазель Кладель была великолепна в кремовом, нежнейшего оттенка платье с персиковым шелковым шлейфом.
Неожиданно музыка оборвалась. Все танцоры замерли. После паузы оркестр грянул триумфальную мелодию в честь нового, 1911 года. Во всем городе зазвонили колокола, загудели автомобильные рожки, в небо – даже выше Эйфелевой башни – взлетели фейерверки. В главном зале Посольства над головами гостей зажглась радуга огней. Дениза отыскала глазами Жюльетт. Та стояла рядом с Николаем, который сжимал ладонями ее руки и неотрывно смотрел в глаза – оазис для двух влюбленных среди шумного бала. Николай наклонил голову, и они поцеловались. Дениза ощутила приступ страха. Это – любовь. И все опасения в отношении будущего Жюльетт вспыхнули с новой силой. Нужно срочно что-то предпринимать, пока дело не зашло слишком далеко. Сейчас, конечно, не время и не место…
В течение почти трех недель Дениза не могла ничего придумать. Идею подал месье Пьер, когда сказал, что мадмуазель Кладель великолепно «чувствует шелк». И если бы ей удалось в совершенстве познать тонкости изготовления шелковых тканей, это принесло бы большую выгоду ателье.
– Прекрасно! – обрадовалась Дениза. – Я представлю ей такую возможность.
Оставшись одна, Дениза тут же вызвала секретаря и продиктовала письмо своим знакомым в Лионе.
* * *
Николаю удалось выкроить пару недель свободного времени, он снял собственную мастерскую и переехал в нее вместе со всеми инструментами и материалами, в том числе, и несколькими глыбами мрамора, приобретенными в разное время для будущих работ. Он, как и Роден, вначале делал скульптуру из глины, а затем отливал в бронзе, хотя нередко использовал и мрамор.
Когда Николай освоился в новой мастерской, его посетил сам мэтр. Роден давно выбрался из нищеты, о чем красноречиво свидетельствовал шелковый цилиндр, прекрасно сшитый костюм и розовые замшевые перчатки. Это был весьма плотный мужчина с внушительными бровями и густой седой бородой, в которой еще мелькали рыжеватые волоски. Очки в черной оправе венчали орлиный нос.
