И так драться.
Гарри схватил плащ и резко дернул к себе. Парень попытался удержать равновесие. Гарри схватил его за волосы, прижал его голову к себе, так что выгнулась шея, и приставил нож к его глазу. Глаза и яйца – вот самые ценные органы каждого мужчины. Поставь под угрозу либо то, либо другое – и ты победитель.
– Брось нож, – просипел Гарри.
Пахло потом и мочой: блондинчик потерял контроль над своим мочевым пузырем. Он послушно выронил нож, и Гарри отпихнул его ногой. Нож пролетел по полу и оказался под столом. В таверне стояла гробовая тишина. Ее нарушало лишь тяжелое дыхание Беннета и тихие всхлипывания одной из шлюшек.
– Отпусти его, – раздался голос Дика Крамба, который появился откуда-то из недр кухни.
– Пусть они успокоятся и разойдутся, – Гарри кивнул в сторону троицы, которая все еще стояла рядом с Беннетом.
– Слышали? Охота вам иметь дело с Гарри, когда он не в настроении?
Никто не шелохнулся. Дик повысил голос:
– Вы слышали меня?! Кто хочет еще пива? Угощаю!
Последние слова произвели волшебный эффект.
Трое обидчиков с недовольным ворчанием вернулись за стол. Блондин упал на четвереньки, поскуливая.
– Уведи-ка отсюда Грэнвиля от греха подальше, – кинул Дик, проходя мимо Гарри с кружками.
Гарри Пай взял Беннета под локоть и потащил к выходу. Молодой Грэнвиль качался, но держался на ногах. Они вышли на улицу, и Беннет жадно глотнул освежающего холодного воздуха. Потом он оперся рукой о стену и наклонил голову, Гарри показалось, что ему стало плохо, но тут Беннет выпрямился.
Рядом с гнедой, на которой приехал Гарри, был привязан темно-рыжий конь.
– Поехали, – сказал он Беннету. – Надо убраться отсюда, прежде чем кончится бесплатная выпивка.
Они вскочили на лошадей. Снова заморосило.
– Похоже, я должен поблагодарить тебя, – вдруг сказал Беннет. – Не ожидал, что ты придешь на помощь кому-то из Грэнвилей.
– Ты часто лезешь на рожон один и без оружия?
– Не-а, – икнул в ответ Беннет. – Но сегодня на меня нашло вдохновение.
Какое-то время они ехали молча. Гарри даже показалось, что Беннет уснул в седле. Лошади месили копытами грязь.
– Не знал, что ты умеешь так драться, – невнятно произнес еще не протрезвевший Беннет, и голос его слился с шуршанием дождя.
Гарри фыркнул:
– Ты многого обо мне не знаешь.
– Где ты этому научился?
– В приюте для бедняков.
Гарри думал, что своим резким ответом смутил Беннета, но услышал в ответ горький смешок.
– Мой папаша – тот еще негодяй.
Гарри не счел нужным отвечать. Они поднялись к реке.
– Дальше я поеду один. На земле Грэнвиля ты подвергаешь себя опасности, – сказал Беннет, глядя на Гарри сквозь темноту. – Он задался целью убить тебя, ты знаешь об этом?
– Да, – ответил Гарри, разворачивая лошадь.
– Ты больше никогда не назовешь меня по имени? – в интонации Беннета звучала ностальгия. Похоже, наступила та стадия опьянения, когда взрослые мужчины становятся сентиментальными.
Гарри пустил лошадь по дороге.
– Я скучал по тебе, Гарри.
Эти слова догнали удаляющегося Гарри и растворились в темноте, как призрак.
Гарри ничего не ответил.
***
Сайлас стоял в тени и с болью в сердце наблюдал, как его любимый сын, выйдя из таверны «Петух и червяк», удаляется по дороге вместе с его лютым врагом.
– Твоего сыночка чуть было не укокошили, но управляющий Уолдсли его выручил, – раздался чей-то пьяный голос.
Сайлас обернулся и стал вглядываться в темную аллею между таверной и соседним домом.
– Кто здесь? И как ты смеешь ко мне обращаться?
– Я просто птичка-невеличка, – хихикнули в ответ.
У Сайласа забурлила кровь.
– Выходи оттуда, иначе…
– Иначе что? – насмешливо ответил грубый женский голос.
Из темноты появилось бледное лицо, похожее на привидение. Оно было морщинистое, изможденное и принадлежало какой-то незнакомой Сайласу женщине.
– Иначе что? – повторила она, хохоча дьявольским смехом. – Он уже несколько недель травит овец на твоей земле, и что ты сделал? Ничего! Ты просто немощный старик. Бедняга Грэнвиль, лорд Ничто. Поджал свой хвост?
Она отвернулась и неверной походкой пошла по дороге, придерживаясь рукой за стену дома и шатаясь. Сайлас настиг ее в два прыжка.
***
– Какие чудесные яйца всмятку, – сказала Джордж за завтраком и мысленно пристыдила себя за столь бессодержательное высказывание.
Джордж, Вайолетт и Юфи сидели за столом в утренней комнате. В последние дни Вайолетт соглашалась поддержать лишь беспредметный разговор, и все, что оставалось Джордж, это обсуждать яйца всмятку.
– М-м-м, – промычала Вайолетт, пожав плечами. По крайней мере, она проявляет признаки жизни.
Что произошло с ее всегда такой жизнерадостной сестрой? С девчонкой, которая по природе своей не могла удержаться от вопля радости по поводу любого самого незначительного события:
– Я люблю яйца всмятку, – пропела Юфи с другого конца стола. – Большое значение имеет степень готовности желтка. Он обязательно должен быть жидким.
Джордж вздохнула и сделала глоток чая. Неужели Юфи не замечает, что с ее воспитанницей творится что-то неладное?
– Также мне нравятся потроха, – продолжала Юфи, – особенно приготовленные в масле. Но вот окорок к завтраку я не приемлю. Не представляю, как люди могут есть окорок утром.
Да, видимо, настало время подыскать Вайолетт компаньонку помоложе. Юфи, конечно, душка, но временами она просто невыносима.
– Не хочешь сегодня прогуляться верхом? – спросила Джордж. Может, Вайолетт надо просто вывести на свежий воздух. – Недавно я проезжала чудесный вид. Ты могла бы взять с собой альбом и сделать наброски. Тони считает, что…
– Прошу меня извинить, – перебила Вайолетт и вскочила. – Я… сегодня я не могу.
И она выбежала из комнаты.
– Молодые люди такие непредсказуемые, не правда ли? – растерянно произнесла Юфи. – Когда я была совсем юной, мама нередко говорила мне: «Юфимия, не надо так носиться. Сдержанность – вот характерная черта настоящей леди».
– Очень верное замечание, – ответила Джордж. – Как вы думаете, что беспокоит Вайолетт?
– Беспокоит, госпожа? – Юфи вскинула голову, как птичка. – Не думаю, чтобы ее что-то беспокоило. Думаю, особенности ее поведения связаны с возрастом и женским недомоганием.
Юфи покраснела и сделала несколько торопливых глотков чая.
– Понятно, – ответила Джордж, задумчиво глядя на Юфи. Будет правильно перевести ее в компаньонки маман. Там ее чудаковатость никому не помешает. – Спасибо за прозорливость. А сейчас, если вы не возражаете, я вас покину.
