Но действия Харта не означали, что он был против независимости Ирландии. На самом деле он хотел, чтобы Ирландия раз и навсегда освободилась от английского ярма, потому что это проложило бы путь к шотландской независимости. Просто он считал редакцию билля Гладстона неэффективной. Независимость Ирландии по биллю Гладстона была бы частичной. Им бы позволили сформировать свой парламент для решения ирландских дел, но их парламент все же оставался бы подотчетным английскому правительству.
Харт знал, что если заставит Гладстона поставить билль на голосование, то премьер не получит достаточной поддержки, что, в свою очередь, привело бы к отставке самого Гладстона.
С приходом к власти Харт стал бы дальше продвигать идею полного освобождения Ирландии. Он бы сделал все от него зависящее, чтобы добиться этого, а потом провел бы законопроект о шотландской независимости, что и являлось его истинной целью.
Но газеты напечатали то, что хотели напечатать, и разгневанные ирландцы, не зная, что у Харта в голове, отреагировали незамедлительно.
Герцог отправил слуг обыскивать ближайшие улицы и велел привести хоть какого-то полицейского, затем вместе с Дэвидом сел в экипаж, где приятель намертво присосался к фляжке.
Высадив по дороге Дэвида, Харт доехал до дома и приказал слугам и кучеру держать рот на замке, чтобы не огорчать Элинор и ее отца. На герцога уже не раз совершались покушения, но стрелки, к счастью, не попадали в цель.
Харт решил, что наймет сыщиков, чтобы постарались найти и этого стрелка, но рутину повседневной жизни ничто не должно было нарушать. Однако теперь гостям его дома придется выезжать с охраной. И только в экипаже.
Разумеется, ирландские сепаратисты были не единственными подозреваемыми в этом покушении. Войдя в дом, Харт задумался: а не мог ли человек, посылавший Элинор фотографии, иметь отношение к стрельбе? Правда, в записках не содержалось никаких угроз, но все же…
Харт вдруг почувствовал желание еще раз взглянуть на снимки; причем следовало рассмотреть их повнимательнее, в одиночестве. Но от этой идеи он тут же отказался. Элинор никогда не согласилась бы на это. Она почему-то относилась к снимкам с величайшей ревностью, и Харт никак не мог взять в толк почему. Впрочем — не важно. Он мог просто их стащить.
На другой день, дождавшись, когда Элинор с Изабеллой запрутся в гостиной внизу, чтобы обсудить очередной прием, а Мак уединится в студии — граф же засел за записки в маленьком кабинете, — Харт тихо поднялся этажом выше и вошел в спальню Элинор.
В комнате никого не было, поскольку горничные уже закончили уборку, и Харт сразу же направился к ее письменному столу и начал рыться в ящиках.
Снимки он не нашел. Но обнаружил, что Элинор держит писчую бумагу в одном ящике, конверты — в другом, а ручки и карандаши — в третьем. Письма от подруг — у Элинор их было множество — аккуратно перевязанными стопками лежали в четвертом ящике. Харт быстро просмотрел все, но фотографии не нашел.
Куда же могла она убрать эти чертовы снимки?! Харт знал, что у него всего несколько минут до того, как сюда прибегут за чем-нибудь Элинор или Изабелла. И он лихорадочно, с возрастающим чувством досады обыскивал все, что только мог обыскать, однако ничего не находил — лишь платья скучных расцветок, чулки, подвязки и сорочки. И еще — многократно штопанный корсет из батиста.
— Проклятие, — пробурчал Харт — и тут же был вознагражден, когда под корсетом нашел книгу. Впрочем, это был скорее объемистый альбом — вроде тех, в которые дамы вклеивают памятки об особых событиях и значимых раутах.
Альбом Элинор был довольно пухлый, набитый всем тем, что она считала важным. Харт извлек его из ящика, положил на стол и открыл — и невольно выругался. Альбом был посвящен ему.
И действительно, каждая страница представляла собой хронологию жизни Харта Маккензи. Тут были газетные и журнальные статьи, фотографии Харта-коммерсанта, Харта-политика, Харта — сына герцога, Харта-герцога. Были даже и фотографии, на которых он сидел рядом с принцем Уэльским.
Кроме того, тут были газетные вырезки, на которых он, Харт, разговаривал с королевой, а также с премьер-министрами многих европейских государств. И тут была история о том, как он, Харт, стал герцогом Килморганом и занял место в палате лордов (разумеется, имелась и история всех герцогов Килморган начиная с XIV века).
Выходит, Элинор Рамзи собрала и поместила в свой альбом все факты из жизни Харта Маккензи. Между прочим, одна страница целиком посвящалась объявлению о свадьбе Харта Маккензи и леди Сары Грэм в 1875 году. А рядом с газетным рисунком, изображающим Харта и Сару в свадебных костюмах, Элинор написала цветным карандашом: «Свершилось». Остальная часть страницы оставалась пустой, как будто Элинор собиралась на этом закончить. Но, перевернув страницу, Харт нашел новые статьи о расцвете его политической карьеры, а также о праздниках, устраиваемых им и его женой в Лондоне и Килморгане.
Объявление о смерти Сары и новорожденного младенца окружал венок из цветов, вырезанных из открытки. Рядом Элинор приписала: «Из-за него у меня тяжело на сердце».
Последующие статьи сообщали о выходе герцога Килморгана из траура и о его еще более упорном восхождении к политическим вершинам. «Он метит в премьер-министры», — писал один из журналистов. «Это шотландское вторжение повергнет Англию в трепет», — писал другой.
А на следующей странице Харт наконец-то обнаружит искомые снимки. Пока что Элинор собрала пятнадцать фотографий. Она аккуратно вклеила каждую из них в альбом и обвела цветными карандашами — красным, синим, зеленым и желтым. Причем под каждой имелась подпись, например: «Получена 1 февраля 1884 года»; или же: «Обнаружена в магазине на Стрэнде, февраль 1884 года».
На одних фотографиях он был снят в анфас, на других — со спины или в профиль. Имелся и Харт в одном килте, а также Харт обнаженный, улыбающийся и Харт, пытающийся изобразить высокомерную усмешку горца. Снимок со смеющимся Хартом в килте — когда он, очевидно, просил Анджелину не щелкать затвором — обрамляли завитушки, и сделанная Элинор подпись гласила, что этот снимок самый лучший.
Харт перевернул оставшиеся страницы, пустовавшие в ожидании новых фотографий. Собираясь закрыть альбом, он заметил, что обложка как-то неестественно топорщится. При ближайшем рассмотрении обнаружил, что между внешней и внутренней сторонами обложки что-то есть. Без труда отслоив внутреннюю часть обложки, он обнаружил под ней письма. Их было немного, возможно — не больше десятка. Развернув одно из них, Харт тотчас узнал собственный почерк.
