Наспех ополоснувшись в бассейне, она подправила потекший от пота макияж и с помощью служанки соорудила новую замысловатую прическу, украсив волосы цветами и перьями. Окунув иголку из слоновой кости в чёрную тушь, девушка осторожно подрисовала глаза. Губы смягчила овечьем жиром, но заново красить не стала: те были ярко-красными. Для следующего танца Нейт выбрала длинное полупрозрачное платье, прихваченное на поясе алой лентой, с двумя широкими бретелями и золотым ожерельем — воротником. Как все наложницы и большая часть гостей, она была боса. Даже номарх не стал сегодня надевать сандалии.
Не успела Нейт отдохнуть, как снова пришлось возвращаться на сцену. В конце своего выступления девушка чувствовала себя вымотанной и едва держалась на ногах. К счастью, теперь она могла присесть, играя на небольшой семиструнной арфе, пока другие пели и танцевали.
Стоило расслабиться, и усталость сменилась волнением. Достаточно ли хорош её план? Всё ли она продумала и учла? Лениво перебирая струны, Нейт оглядела зал. Гиант стоял у задних дверей, скрытых между колоннами. Поймав взгляд любовницы, евнух незаметно кивнул, давая понять: всё, что от него требовалось, он выполнил, теперь дело за ней. Сердце заколотилось неистово и безумно. Нейт поискала глазами свою соперницу и обнаружила её сидящей по правую руку от Кархедона. Развернувшись к номарху всем корпусом, Тахенвет увлечённо о чём-то рассказывала. Старик же, наоборот, не обращал на неё внимания, рассеянно почёсывая за ухом сидящую у ног борзую. Эту собаку Кархедон просто обожал. Несколько лет назад её привезли номарху в качестве дара откуда-то с берегов Красного моря, и с тех пор он с ней не расставался. Ночью борзая спала на полу у его кровати, а на пирах сидела у ног, хотя нередко принималась носиться по залу, громким лаем заглушая голоса выступавших певцов. Впрочем, сейчас собака вела себя на удивление смирно. Нейт часто думала, что, кроме золота и своей любимой борзой, номарх больше ни к кому не испытывал привязанности. Половину своих наложниц он не знал по имени, а тех, кого знал, постоянно путал. Своего единственного сына, пусть и внебрачного, за двенадцать лет Кархедон не навестил ни разу, зато каждый день наведывался в сокровищницу, где часами любовался горами золота, серебра и драгоценных камней, которые собирался забрать с собой в царство мёртвых.
Кроме собаки, в зале были и другие животные. Под столом сидела маленькая ручная обезьянка, перебиравшая финики. Женщина с восточными чертами лица — видимо, её хозяйка — бросала ей на пол фрукты, и две её соседки заливались смехом всякий раз, когда цепкие лапки животного тянулись к новому угощению.
Нейт попыталась сосредоточиться на игре, но не могла оторвать взгляд от номарха. Каждый раз, когда к нему подходила служанка, чтобы наполнить опустевшую чашу вином, девушка задерживала дыхание. Пальцы замирали, переставая перебирать струны.
Вскоре развлекать гостей принялись слепые певцы из Фив, и наложницы смогли присоединиться к общей трапезе. К тому времени мужчины были навеселе и едва ли замечали, что творится вокруг. Какую-то увешанную драгоценностями египтянку тошнило в углу за колонной.
Для застолья Нейт приготовила более роскошный наряд: многослойный, с плиссировкой по всей длине и орнаментом в виде вертикальных полос и зигзагов. Платье необычного кремового оттенка соблазнительно облегало грудь, а книзу расширялось. Казалось, будто оно сшито из воздуха. Ткань была настолько тонкой, что даже сквозь пять слоев просвечивалось нагое тело.
С тяжелым сердцем девушка отправилась переодеваться, ни на секунду не забывая о своём плане. Меньше всего Нейт хотелось покидать зал: цепочка событий была запущена, и в любой момент могло потребоваться её присутствие. Теперь всё зависело только от неё. От того, насколько талантливой актрисой она была.
Ещё ни разу в жизни Нейт не переодевалась так быстро. Она буквально бежала по широким коридорам гарема, спеша присоединиться к пирующим. В дверях девушка остановилась, чтобы перевести дыхание, и сразу почувствовала: момент, которого она так ждала и боялась, настал. Этому не было логического объяснения. Просто сердце вдруг забилось чаще, а ладони вспотели. Проталкиваясь сквозь пирующую толпу, к номарху приближался красивый юноша с кувшином вина. За целый вечер Нейт не раз наблюдала подобную сцену, почему же сейчас она ни на секунду не усомнилась, что прекрасный невольник, сам того не ведая, несёт в руках смерть? Она замерла в дверях, нервно кусая губы.
Тахенвет по-прежнему сидела рядом с номархом, но с куда меньшим пылом пыталась вовлечь его в разговор, видимо, начиная осознавать всю тщетность своих стараний. Оставалось только порадоваться удачному стечению обстоятельств — всё складывалось как нельзя лучше. Приблизившись, юноша почтительно поклонился и неслышной тенью замер за плечом номарха. Кархедон, не глядя, протянул ему чашу, просто чуть-чуть приподнял над столом, и раб, явно испуганный, поспешил наполнить её пальмовым соком. Прежде чем поднести кубок к губам, старик жестом подозвал к себе хорошенького шестилетнего мальчика, который тихо сидел за его спиной на мягких подушках. В сотый, если не в тысячный раз за вечер, несчастный ребёнок поднялся с пола и на дрожащих ногах подошёл к правителю. Лицо его раскраснелось от выпитого вина, но страх и ожидание смерти не позволили рабу захмелеть. Он был полностью обнажен, так как ещё не достиг того возраста, когда мальчики превращаются в юношей, получая своё первое схенти.
Нейт наблюдала за происходящим с возрастающим ужасом. Со всей ясностью она поняла, что обрекает на смерть не только свою соперницу, но и ни в чём не повинного ребёнка. Конечно, Нейт и раньше об этом думала, но не заостряла внимания. Теперь же чувство вины терзало её, словно гиена — мёртвую плоть. Нейт видела, как дрожит чаша в руках ребёнка. При желании она ещё могла ему помешать, но стояла и смотрела, как привычным жестом он подносит кубок к губам и, помедлив, делает осторожный глоток, не зная, что тот станет в его жизни последним. Кархедон повернулся к мальчику, ожидая, когда яд, если он был в чаше, подействует. Нейт ждала вместе с ним, точно зная, что это случится. Минуты через три ребёнок вскрикнул и, схватившись за живот, рухнул на пол как подкошенный. От невыносимой боли его глаза едва не вылезли из орбит. На нежных детских устах запузырилась белая пена.
От неожиданности Тахенвет взвизгнула. Зажимая ладонью рот, она отпрянула от стола, с грохотом опрокинув стул, на котором сидела. Музыка оборвалась, словно мелодию обрубили мечом. Даже слепые певцы из Фив, почуяв неладное, замолчали. Все в зале испуганно замерли, боясь пошевелиться. В наступившей тишине любимая собака номарха, стряхнув сонное оцепенение, вскочила и принялась оглушительно лаять на корчащегося в судорогах ребёнка. Кархедон смотрел на мальчика с изумлением, прекрасно понимая, что произошло, но ещё не в силах в это поверить. Кто-то пытался его отравить. Медленно он перевёл взгляд на дрожащего юношу, поднесшего ему отравленное вино. Тот побледнел. Руки разжались — кувшин с грохотом разбился о каменный пол.
Лучшего момента быть не могло. Глубоко вздохнув, Нейт заставила себя выйти вперед. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги были закованы в кандалы. Время будто остановилось. Гости, слуги, наложницы — никто не двигался, поэтому Нейт сразу привлекла к себе внимание. Все до единого уставились на неё потемневшими от страха глазами. Нейт пересекла половину зала, когда, опомнившись, стражники попытались её задержать. Но, прежде чем её настигли, девушка рухнула на колени перед столом номарха и быстро заговорила. Собственный голос показался чужим и пронзительно громким.
— О великий номарх, — сказала она, склонившись так низко, что лбом коснулась каменных плит, — прости мою дерзость, но, кажется, я знаю, кто хотел тебя отравить. Возможно, я ошибаюсь, но долг и моя любовь к тебе не дают мне молчать. Позволь поделиться своими подозрениями, ибо, если с тобой, милостивый господин, что-то случится, моя собственная жизнь станет мне в тягость.
