Берикос сидел ошарашенный. За все годы их брака Сира никогда не разговаривала с ним так резко, наедине или при людях. Он никогда не видел ее такой разгневанной.
– Что ты имеешь в виду – без меня и Маеве? – Это было все, что он смог сказать. Он уважал ее и никогда не ругал за слишком откровенные речи.
– Мы уйдем от тебя, Берикос, – мрачно ответила Сира. – Мы уйдем к своим сыновьям. Но тебе нечего бояться. Я уверена, Бриджит с успехом справится с домашним хозяйством, нежно позаботится о тебе, когда ты заболеешь, будет следить, чтобы еда была приготовлена по твоему вкусу. Разве она не знает, как готовить твои любимые блюда? Возможно, нет, но я уверена, ты расскажешь ей.
– В этом нет необходимости, – беспокойно проворчал Берикос.
Сира насмешливо вскинула густую бровь.
– Разве? – удивилась она.
– Я найду правильное решение, клянусь! – пообещал Берикос разгневанной женщине. – Не надо спешить.
– Посмотрим, старик, – мрачно произнесла Сира. Кейлин взглянула на своего мужа, заговорщицки подмигивая. Они договорились рано утром, удобно устроившись в постели, не упоминать о ее землях, пока не подготовятся хорошенько. Они не станут настаивать на сделке с Берикосом. Когда придет время, они вернут имущество, принадлежавшее семье Друзаса Кориниума.
По деревням добунни объявили, что все желающие изучить военное искусство должны собраться в деревне Берикоса, где им предстоит жить, питаться и учиться. У стен вокруг форта построили несколько деревянных бараков для будущих воинов. Пришли сто пятьдесят юношей в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Берикоса расстроил такой поворот дела. Он рассчитывал на большее.
– Чего ты ожидал? – втолковывала ему Сира. – Нас всего тысяча человек. Многие молодые люди уже женились и не хотят оставлять свои семьи. Зачем?
– А честь? – воскликнул Берикос, задетый ее словами. Маеве засмеялась:
– Честь мало согревает мужчину в холодную зимнюю ночь. А разве женщина хочет провести зиму в одиночестве, только со своими детьми или, еще хуже, с младенцем и без мужчины, который позаботился бы о ней?
– Вот что римляне сделали с нами! – печально заметил Берикос.
– Римляне не сделали с нами ничего такого, чего мы сами не захотели, – сказала Сира прозаично. – Кроме того, какой разумный народ не предпочтет мир войне?
– Наш народ, – ответил Берикос. – Наш народ, который выйдет из невежества и, преодолев равнины и океаны, окажется в Британии, Ирландии, Уэльсе и Галлии. Наша кельтская раса!
– Когда ты наконец поймешь, что это время ушло, Берикос? – спокойно сказала Сира своему мужу. Она примирительно положила руку на его локоть, но он стряхнул ее.
– Нет! Этого не может быть. Это время вернется! – настаивал он.
– Тогда обучай своих воинов, упрямый старик! – воскликнула она раздраженно. – Когда наступит весна, увидим, что из этого получится.
Пришла зима с ее холодными ветрами, ледяными дождями и снегом. Вульф Айронфист занимался со своими новобранцами, заставляя их совершать однодневные переходы в любую погоду с пятидесятифунтовым снаряжением за плечами. Когда они поначалу жаловались, он холодно поучал:
– Римские легионеры носят больше. Может быть, это одна из причин, почему вы потеряли свои земли. Вы предпочитаете сидеть за столом с бокалом вина и рассказывать всякую чепуху.
Молодые добунни скрежетали зубами, но больше не жаловались. В прозрачном воздухе форта слышался звон мечей и звуки вонзающихся в цель копий. Это воины отрабатывали приемы нападения и защиты.
Обучая добунни, Вульф вел себя как грубый надсмотрщик, но с женой он преображался. Сира и Маеве соглашались, что саксонец, хотя и казался жестоким противником на поле боя, становился мягким в общении с Кейлин и ребятишками форта, которые бегали за ним, добиваясь его благосклонности. Часто он брал парочку малышей на руки и шел с ними через всю деревню по своим делам. Все дети обожали его, а девушки пытались привлечь его внимание. Несмотря на то что Вульф Айронфист женат, ничто не заставляло его ограничиваться лишь одной женой. Однако он разочаровал девушек, только пересмеиваясь с ними, на большее у саксонца не было времени.
Кейлин обрела некоторое спокойствие. У нее был добрый, привлекательный муж, который так страстно желал ее.
Ей нравились его ласки, и казалось, что ничего больше и не надо. Кроме того, она вскоре забеременела.
Она чувствовала, что у ее родителей были другие отношения, не такие, как у нее с Вульфом Айронфистом, но не понимала, в чем разница.
Муж радовался большому животу Кейлин. У добунни это служило доказательством его мужских способностей. Берикос же совсем загрустил. Теперь он никогда не избавится от саксонца. Если и раньше Сира и Маеве настаивали, чтобы он и Кейлин остались здесь, то теперь они были непреклонны. Берикос вздыхал про себя. Какая разница, уедет этот чертов саксонец или останется? К тому же Вульфа могут убить в сражении.
Длинными темными зимними ночами Кейлин наслаждалась любовью в объятиях Вульфа. Однажды она сказала, чтобы он был поосторожнее с ней. Ему нравилось, обняв ее сзади своими огрубевшими руками, ласкать ее маленькие разбухшие груди. Ее нежные соски с каждым днем становились все более чувствительными.
– Какой распутной ты стала! – пошутил он однажды ночью, когда вставил свой большой меч в ее ножны сзади, чтобы не навредить ребенку. Он ласкал ее грудь, шаловливо теребя бутоны ее сосков. Затем его руки скользнули ниже, обхватив ее бедра и крепко обняв живот. Он нежно покусывал ее шею, прижался носом, а затем поцеловал.
Кейлин извивалась в его объятиях.
– Разве женам нельзя быть немного распутными, муж мой? О!.. – тихо вскрикнула она и начала слегка вращать бедрами, когда он вошел в нее поглубже.
Вульф застонал. Он никогда не знал женщины, которая бы так действовала на него, как Кейлин. Она быстро возбуждала его и так же быстро доводила до конца. Он не был уверен, что это нравилось ему, но, безусловно, нельзя сказать, что не нравилось. Не в состоянии разобраться в этом, он начал двигаться, и ее отрывистые стоны только усиливали его наслаждение.
Кейлин ошеломление думала, что ей пора привыкнуть к нему, но каждый раз, когда он овладевал ею, ее страсть все возрастала и она едва выдерживала, настолько это было мучительно-приятно. Казалось, он рос и разбухал у нее внутри, пока наконец они оба не исходили наслаждением. Даже сейчас, когда у нее внутри шевелился ребенок, она наслаждалась его любовью.
– А-а-а-а-а-а! – застонала она.
– Скоро мы должны прекратить это, – сказал он неохотно.
– Почему? – удивилась она.
– Боюсь, я могу причинить вред ребенку, – ответил он.